Лимон

Заводя разговор о сестре, мама, как правило, тщательно выговаривала новое имя, особенно первый слог, но, повторяемое слишком часто, оно превращалось и в Хэын, и в Хиын, и в Хыын. В такие моменты я думала, что в прогрессирующем безумии виновата вовсе не мама, а служащий, что отказался принять заявление. Не только отказался, но еще и спросил, в чем смысл затеи. По какому праву? Стоило принять заявление, и ничего этого не случилось бы…

Однажды что-то заставило меня проснуться, и, открыв глаза, я увидела маму, сидевшую рядом и пристально меня рассматривавшую. Не знаю, как долго она так сидела. Хотя я проснулась, мама со страдальческим выражением продолжала вглядываться в мое лицо. Точно так же она смотрела бы на содранный заусенец на пальце. Неожиданно я поняла, что мама ищет во мне Хэон. Она хотела видеть совсем другое лицо. Ее недоумение было почти ощутимым: почему я вижу тебя, а не ту, кого хочу видеть?

Давным-давно, вглядываясь в лицо Хэон, мама светилась надеждой и гордостью – теперь, когда она смотрела на меня, ее глаза выражали противоположные чувства. Я поняла, что возвращение в реальность было иллюзией. Мы не сможем вернуться, если только не избрать самый безумный путь. Иначе нас ждет жалкое будущее, в котором мы с мамой будем похожи на пациентов с психическим расстройством: такие и рады что-нибудь сделать, но сил им хватает только на то, чтобы беспомощно трясти головой.

Мама не могла измениться сама и поэтому одержимо меняла имя сестры, я же не могла ничего изменить в Хэон и поэтому решила взяться за себя. Я совершила бы задуманное, даже если мама попыталась бы меня остановить, но она не пыталась. Более того, чуть ли не подталкивала. Всегда избегавшая больших трат, она сказала, что оплатит операции.

Началось странствие по клиникам пластической хирургии. Сначала мне подправили глаза и губы, затем сделали коррекцию лба и носа. Последними я перенесла три операции, изменившие скулы, нижнюю челюсть и контуры подбородка. Послеоперационные страдания были для меня в радость. Лишь с тампонами в ноздрях или орошая слезами ненормально распухшие щеки, я могла ощущать душевное умиротворение и представлять, что такое же внутреннее спокойствие когда-то испытывала Хэон.

Только через два с половиной года после смерти сестры я отважилась сходить в парк, где нашли ее тело. Я приехала на метро, вышла на остановке неподалеку от нашей старой квартиры и оттуда добралась до парка на автобусе. Парк оказался совсем небольшим. От центральной дорожки влево уходила извилистая тропинка, на которой в отдалении стояла деревянная скамья, выкрашенная в коричневый цвет. Слева от нее торчала непонятная алюминиевая коробка размером с дорожную сумку – вероятно, распределительный электрощит, а сзади тянулась зеленая проволочная ограда высотой в человеческий рост. Стылая земля, кое-где покрытая травой, в направлении ограды шла под уклон – если играть здесь в мяч, он постоянно скатывался бы к ограждению.

На участке между скамьей, электрощитом и оградой я мысленно начертила параллелограмм. Это было то самое место, где нашли труп сестры. Я приехала в парк ранней зимой, когда пронзительно светило солнце и все пространство было как на ладони, однако в конце июня, когда умерла сестра, парк выглядел по-другому. Густая листва деревьев, тени и трава, скрывавшая неровность земли, – обнаружить тело до полудня или вечером было практически невозможно. Труп Хэон заметили престарелые супруги, гулявшие в парке во втором часу дня. На сестре не было нижнего белья, но судебно-медицинская экспертиза показала, что Хэон не изнасиловали.

С тех пор я часто приезжала в парк и часами сидела на деревянной скамье. Я не всегда отдавала себе отчет, происходит это наяву или в моем воображении, но возвращалась туда снова и снова. Мне представлялось, что на том же месте сидит сестра в легком желтом платье без рукавов. Красавица с длинными черными волосами и мечтательным неземным взглядом, высматривающая что-то среди деревьев. Нет, не так… Она не пытается ничего разглядеть. Ее взгляд не направлен ни на что конкретное. В какой-то момент из темноты позади сестры появляется рука, держащая плоский булыжник, и с силой бьет по голове жертвы. Еще и еще раз. Кровь брызжет на платье и окрашивает его в красный цвет. Сестра падает со скамьи. Та же рука тащит безжизненное тело в темноту. Словно сорванный цветок, сестра исчезает с лица земли. Я не могла понять, действительно все это вижу или придумываю. Мне становилось все труднее различать фантазии и реальность.