Читаем «Лимонка» в тюрьму полностью

Так к чему я это? Сегодня день уборки в каптёрке! Утро начинается с того, что мы вытаскиваем оттуда все свои вещи и в секции становится негде существовать. Саму каптёрку будут мыть дежурные и штрафники (зная мою неряшливость, меня на эту роль не назначали ни разу), задача же всех остальных – за эти несколько часов до второй проверки разобрать все свои тюки и коробки. В самом начале этого процесса я горячо завидую людям, у которых ничего нет, но потом у меня начинает ехать крыша. Моя мать всегда была маньяком-чистоплюйкой и аккуратисткой (по крайней мере, до тюрьмы мне так казалось), и я с детства ненавидела всё это перебирание разных предметов; хрусталь и статуэтки надо протереть тряпочкой и выставить на полочках в строго определённом порядке, из мягких игрушек выбить пыль… У нас в доме было очень много хлама. Но больше всего меня мутило от идеи достать из шкафа всё тряпьё, разобрать по сезонам и степени загрязнённости, свернуть, разложить по отдельным пакетам и убрать обратно в шкаф. Потому с моими вещами это проделывала только мать, я же просто зашвыривала всё на ту полку, где ещё есть немного места, а когда приходилось что-то достать, надо было только разглядеть в темноте шкафа торчащий из кучи-малы рукав нужного цвета и вытянуть, стараясь не вывалить при этом весь ком. Какие сладкие воспоминания!

Скоро Ася закончит разборку своих вещей, и, когда освободится немного места, я вытряхну из баула всё своё шматьё, разберу по сезонам и степени загрязнённости, сверну, разложу по отдельным пакетам и засуну назад в баул. Потом то же самое с продуктовой коробкой. Потом – с ящиком для вещей постоянного пользования… Руки чешутся. Ну что, поехали? На всю процедуру у меня всего два часа – каптёрку уже домывают.

5 ноября: 38 дней

6 ноября: 37 дней

7 ноября: 36 дней

Да, мастурбировать на числа не получается – как-то не до того.

Это выходит уже не дневник, а какая-то сводка комиссий.

У Крылова есть басня, не помню, как называется. В общем, Лев пошёл осматривать свои владения, видит – рыбак рыбу жарит, рыба на сковородке прыгает…

Лев: Кто такой и кто у тебя там прыгает и почему?

Рыбак: Я староста над водяным народом, вот собрал своих подопечных тебя встречать. А прыгают – это они так радуются (в стихах звучит прекрасно!).

Я тогда сказала, что это басня про комиссию на зоне. И даже через плечо не плюнула…

Вот тебе! Получай восьмое число, чтоб языком меньше трепала.

Восьмого, завтра, ожидается господин Громов (кто это?) и комиссия в составе (по непроверенным данным) восьмидесяти человек. Типа кто-то из Госдумы…

Факт в том, что, когда они приедут, зэки будут им действительно рады, как долгожданным гостям! Ведь восьмого же они и уедут. И всё! За последние две недели подготовки к посещению наша милая администрация так ухайдокала спецконтингент, что все уже просто молятся, чтобы это быстрее закончилось.

Танька, строитель, выдала такую фразу: «Завтра контрольный выстрел».

Но строители, например, это время вообще работали без перерывов на сон и отдых. По ночам красили фабрику, потому что днём там шьют. И какие уж тут выходные? Вчера кто-то из контролёров, увидев строителей, сказал: «Господи, строители, вы всё ещё ходите?..»

А что творится в отрядах…

Ну ремонт, ген. уборка – это понятно, хрен бы с ним. Всем выдали одинаковые польта установленного образца. Не глядя на размер. У меня, например, шестидесятый. Платочки – каждому отряду своя расцветочка. Правда, благоразумно заставили носить это со вчерашнего дня – чтобы все успели отсмеяться. После комиссии всё сдаём.

8 ноября: 35 дней

Выдохнули!

Все выдохнули, но ощущения странные.

Весь день мы, я и строители, просидели запертые в своей бытовке. Туалет (пожизненно больной для меня вопрос) был оборудован при помощи пластикового ведра в тамбуре. Какое счастье, что все строения этой зоны при входе имеют тамбур! А больше ничего и не надо.

Подробности боевых действий мне ещё неизвестны. Комиссия уже ушла, наш рабочий день ещё не закончен. Смену «Б» уже вывели, «А» – ещё не завели. Пошла прогуляться по фабрике – всё как вымерло. Ни вольных, ни уборщиц, разнарядки – понятное дело – нет… Одна лаборатория сайгачит, собирает реквизит. Тишина гробовая.

Но эти два дня безделья прикончили меня. Вчера я наглядно убедилась, что чтение Библии до добра не доводит, ибо, когда вчера у меня закончилась вся писанина, остаток рабочего дня я её читала. В четыре часа мы собрались уходить, и тут влетает Ась. В три часа Аська зашла на фабрику и начала по старой доброй традиции меня искать, чтобы покурить и обменяться новостями. А я, собака, по причине холода и Библии, не вышла. Аська устроила мне сцену и была права.

А вечером ещё масла в огонь подлили. В общем, стряслась у меня в натуре истерика, я бегала взад и вперёд по отряду, громко кричала и делала руками неприличные жесты, долженствующие означать, куда всем желающим следует пойти.

Совсем тошно.

9 ноября: 34 дня

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее