Лимонов

Если Эдуард был искренен, то перечисленные подвиги в духе настоящего мачо не могли не произвести на него впечатления. Однако вместо этого, он, как Анна Политковская, пишет памфлеты, где называет Путина даже не тираном, а невзрачной посредственностью с замашками тирана, напялившей на себя костюм явно с чужого плеча. На мой взгляд, это вопиющая несправедливость. Я считаю, что Путин – государственный деятель крупного масштаба, и его популярность держится отнюдь не только на промывании мозгов с помощью подконтрольной прессы. Есть и еще кое-что. Путин на все лады повторяет вещи, слышать которые русским просто необходимо, а именно: «Никто не имеет права твердить 150 миллионам граждан, что все семьдесят лет их жизни и жизни их родителей, все, во что они верили, за что боролись и во имя чего приносили жертвы, оказалось просто дерьмом. При коммунистическом режиме совершались ужасные преступления, это так, но ставить знак равенства между ним и нацизмом – невозможно. Этот тезис, который западные интеллектуалы представляют как нечто самоочевидное, на самом деле – обыкновенная низость. Коммунизм был явлением великим, героическим, прекрасным, вызывавшим доверие и внушавшим веру в человека. В коммунизме есть нечто наивное и простодушное, и в безжалостном мире, который пришел ему на смену, каждый, кто жил в ту пору, бессознательно ассоциирует ее с годами детства, и при воспоминании о ней на глаза наворачиваются слезы».

Я уверен, что фразу, выбранную мною в качестве эпиграфа к этой книге, Путин произнес абсолютно искренне. Мне кажется, она вырвалась из самого сердца, и всякий, у кого оно есть, не может этого не чувствовать. Эта мысль живет в душах всех русских, включая и Лимонова, который, будь он на месте Путина, говорил и делал бы то же самое. Но на этом месте оказался не он, и ему, сколь бы неуместно это ни выглядело, не остается ничего другого, кроме как продолжать играть роль пламенного оппозиционера, защищая ценности, в которые он не верит (демократия, права человека и прочая херня), и находясь рядом с добропорядочными людьми, которых он презирал всю жизнь. Полным фиаско это не назовешь, и все же, надо признать, что тут есть над чем задуматься.

2

В целом протокол остался прежним, если не считать того, что вместо двух нацболов к шефу меня сопровождал только один, который не приехал за мной на машине, а назначил встречу у ближайшего метро. Этого парня – Митю – я помнил, мы познакомились двумя годами ранее. Он тоже меня узнал, и по дороге к новой квартире Эдуарда, мы с ним поболтали. У Мити – уже не юнца, а вполне зрелого мужчины лет тридцати, – как и у всех членов партии, с которыми я встречался, располагающая внешность: открытое лицо, умный, дружелюбный взгляд. Одет в черное, но не в джинсы и вечную тужурку, а в хорошо сшитое пальто, под которым куртка с нашивкой на рукаве. Зарабатывает, судя по всему, неплохо. Митя женат, у него растет дочка, он – компьютерщик; в чем состоит работа этих людей, я плохо понимаю, но, видимо, она хорошо оплачивается. У меня складывается впечатление, что несколько часов в неделю поработать охранником у Эдуарда Лимонова означает для него отдать дань идеалам юности. Примерно та же история, что и с членами какой-нибудь юношеской рок-группы, которая никогда не выйдет на большую сцену, но они, даже понимая это, продолжают держаться вместе просто потому, что им приятно видеть друг друга. На мой вопрос, как идут дела в политике, он, улыбнувшись, отвечает: «Нормально», таким же тоном, как владелец полупустого ресторана в Париже скажет: «Пока все спокойно».

Лифт не работает, на девятый этаж довольно скромного здания поднимаемся пешком. С обычными предосторожностями Митя впускает меня в небольшую двухкомнатную квартиру, где нас уже ждет Эдуард: как всегда, в черных джинсах и свитере, как всегда, по-юношески стройный и с привычной бородкой. Я ищу, куда бы повесить пальто: в комнате только стол, один стул и односпальная кровать. В одном из интервью он сказал, что московские суды подчиняются приказам мэра Лужкова (что общеизвестно), и за эти слова ему присудили выплатить штраф в полмиллиона рублей, – объясняет Эдуард. На его имущество был наложен арест, но его совокупная стоимость покрывала лишь десятую часть суммы штрафа: выплатить остальное ему еще предстоит.

Оставив Митю читать газету, сидя на единственном стуле, мы вышли в кухню, где было два стула. Эдуард варит кофе, я открываю свой блокнот. По электронной почте я уже сообщил ему о намерении написать о нем не репортаж, а целую книгу. С его стороны – никакой особой реакции: ни восторга, ни недовольства. Если нужно – он в моем распоряжении. Я проделал довольно большую работу, первая часть книги уже готова, и теперь, как мне кажется, настало время большого, неспешного интервью – на несколько часов, а может, и на несколько дней? В этом я еще не уверен и пока, из осторожности, своих намерений не выдаю.

«Ну, что произошло за последние два года?»