Нет, он не хотел прикоснуться к Лариону. Напротив, он предпочел бы не видеть его никогда, не встречаться с ним вообще, только бы сейчас на него не смотрели эти обвиняющие глаза.
Он привычно улыбался, потому что давно уже привык, что улыбка — это единственное, что надо от него девочкам. Сколько себя помнил, Дрейзер ни разу не заводил откровенных разговоров с женой, и начинать теперь определенно было уже поздно. А Кейси… Кейси была ангелом, которого он не хотел ничем задевать. Она тем более не должна знать о том, что произошло.
Когда самолет наконец приземлился, Дрейзер подал знак Доусону, чтобы тот выводил персонал, потому что не хотел случайно столкнуться с Ларионом в проходе плечом. Дождался, когда выйдут все, и только потом стал спускаться по трапу сам. Он остановился и закурил, делая вид, что наблюдает, как Линда руководит разгрузкой. Краем глаза Джон следил за худой фигуркой, уже двигавшейся ко входу в здание аэропорта. Ларион чуточку прихрамывал, но за это Дрейзера совесть не мучила. Мучила еще за что-то — он сам не знал за что.
Домой Ларион ехал с мыслью, что первым делом, добравшись, откопает договор. Он не собирался его читать. Ему было уже все равно, что именно с ним сделает Дрейзер — по большому счету Костен был уверен, что тот его не убьет. Но собственная наивность и тот раздрай, до которого наниматель сумел его довести, Лариону абсолютно не нравились.
Он не привык думать долго или по два раза. Если что-то казалось ему правильным, Костен это просто делал. И сейчас самым правильным ему казалось послать к дьяволу Дрейзера со всеми его закидонами. Ларион так бы и сделал, если бы не договор. У него не было никакого желания видеть этого человека еще раз.
Отчасти Лариона пугали те многогранные и слишком разнообразные эмоции, которые Дрейзер заставлял его испытывать. Погружаясь в воспоминания о единственной ночи, которую они провели по-настоящему вдвоем, Ларион чувствовал, как кровь приливает к щекам, и понимал, что хочет еще. Его пугало то, что руки Дрейзера вызывают прилив крови к определенным местам, чтобы ни делали с ним. Даже если они причиняли боль, Ларион все равно хотел еще.
Но в то же время Костен необычно остро ощущал всю абсурдность своего положения и всю глупость того, что делал.
Дрейзер пользовался им. Дрейзер ни капли этого не скрывал. Он платил Лариону за то, чтобы выплеснуть на него всю злость, а затем снова быть примерным мужем и любящим отцом.
"И ты никогда, придурок, никогда не станешь частью того мира".
Какого "того", Ларион понимал несколько смутно. Ему понравилось общаться с дочерью Дрейзера, но уж точно он не хотел ближе знакомиться с женой.
Но главной причиной его интереса к договору было все же осознание того, что он не может даже надеяться на настоящую близость с самим Дрейзером. В первую встречу Доусон достаточно четко дал ему это понять, но тогда Ларион не осознавал до конца, какую странную тягу может пробудить в нем этот абсолютно незнакомый человек.
Оказавшись на кухне, Ларион побросал на пол счета, которые не успел оплатить, и, добравшись до столешницы, взял в руки контракт. Сел на диванчик у окна и стал листать.
"Когда?" — вот единственный вопрос, который его волновал. Отыскав необходимую дату, Ларион испустил облегченный вздох.
До окончания испытательного срока оставалось две недели, и Ларион абсолютно точно не собирался этот срок продлевать.
"Осталось перетерпеть одну ночь, — обнадежил он себя. — Одну ночь ты как-нибудь переживешь".
Дрейзер в течение следующей недели ни разу не виделся с женой. Не то чтобы он был более занят, чем обычно. И смущения за то, что взял с собой на семейный уикенд молодого любовника, тоже не испытывал.
Даже приступы злости были не такими сильными как всегда. Дрейзером овладело почти незнакомое ему чувство — тоска.
В последний раз она посещала его, когда он окончательно понял, что Лестер не будет с ним уже никогда. Было это лет шесть тому назад и привело к весьма печальным последствиям — браку с Линдой и последующей семейной кабале.
Сейчас падать было уже некуда, Джонатан был уже женат. Да к тому же никто ему не отказывал и никто его не бросал, но он все равно чувствовал себя так, как будто в эти выходные его пропустили через химчистку вместе с пиджаком.
Джонатан, при прочих равных, не привык врать себе. Он помучался день или два, прежде чем признал, что встреча с Ларионом прошла и закончилась совсем не так, как он хотел.
"А чего ты хотел-то, а?"
Сознание услужливо нарисовало ему голый зад, оттопыренный над бильярдным столом. Кий был у Дрейзера в руках, да… Но потом он отбрасывал его. Опускал ладони на порозовевшие ягодицы и сжимал.
Ларион был таким податливым и сладким, что Дрейзеру все время хотелось его сжать. Даже больше, пожалуй, чем ворваться в него, Джон хотел просто касаться нежной кожи. Целовать обнаженные плечи, подрагивающие от страха.
Джон знал, что этот страх вызывает он сам, и это ни чуточки не смущало его. Он хотел вызывать страх. Чтобы потом насыщаться им, пожирать, пить как вино.
Чтобы видеть перед собой расширившиеся зрачки Лариона.