— Ранило Козлова не за цапову душу!
— Отстань, — сердился тот.
Но Буряк не унимался:
— В тылу попало… Фу-ты ну-ты! Еще на побывку пустят…
— Брось, говорю.
Буряк примолк, но его хватило ненадолго. Он надул красные щеки и прыснул; колючки, на которых они сидели, доставали сквозь подостланные шинели.
За машиной курилась пыль. Скоро вдали заухало.
— Слышь, радист поймал… Танковое сражение под Ровно, — сказал Буряк. — Тыща на тыщу!
— Слышал, — отозвался Козлов. — Пять дней…
— Ну, присадили Гитлера! — распалялся Буряк. — Всю технику положили! Попомнит!
— Главное направление. Это Ровно… на границе?
— На старой…
За грядой, в седловине, проглянул Прут. Редкие очереди и выстрелы напоминали о близости фронта, курсанты примолкли. На скрытом восточном скате пехота углубляла окопы. Саперная полуторка подвернула к полевому складу. До вечера Крутов успел привезти еще машину суковатых кольев для проволочного забора и, освободившись, сел возле машины. Но отдыхал он мало, южная ночь опустилась вдруг, сразу. И началась настоящая работа…
Курсанты понесли к переднему краю проволоку, колья, топоры, колотушки. За линией окопов Евгений с отделением отвернул на правый фланг. В невидимой траве что-то ворошилось и шуршало. Из темной дали подмигивали слепенькие звезды. За спиной Евгения шептал что-то Буряк.
На луговине потянуло свежестью. Евгений остановился, послушал, но за рекой словно вымерли; он отобрал у Буряка трасшнур, размотал и направился по фасу — сажать колья. Евгений ступал крадучись, хотя до противника было метров триста, а может, все пятьсот. Скоро по переднему краю понеслись удары колотушек. Колья с трудом шли в сухой грунт.
— Сейчас немец подсыплет… — ворчал Буряк.
Однако противник не стрелял, и курсанты помалу смещались вдоль фаса. За ними, по свежим кольям, другая команда тянула пять железных ниток. В конце участка Евгений столкнулся со старым приятелем: у Гоги не хватило проволоки, и он ждал, пока поднесут. Над головами у них пискнула птаха. Гога тихо положил топор и на ощупь сорвал неспелую гроздь винограда.
— Как житуха?
Евгений промолчал. В предрассветной, почти осязаемой темени слышался постук топоров по скобам — саперы крепили колючку.
Не дождавшись ответа, Гога хлопнул дружка по плечу. Евгению стало как-то теплей и спокойней.
— Грустно, Женька?
— Так просто… Вильнюс оставили… — Евгений сказал в горечью и смущением, словно это он сдал незнакомый и далекий город. Он прислушался, ему показалось, будто недалеко от них кто-то шел.
— Может, курнем? — спросил Гога, хотя знал, что курить нельзя и они не станут.
На дальних участках еще цокали топоры. В пухлом предутреннем воздухе чудилось какое-то невидимое движение, оно рождало тревожную напряженность. Теперь Евгений отчетливо услыхал шаги и толкнул Гогу.
— Мои-и… — беспечно заверил бывший морячок. — Бухты несут…
Но шли с реки, и шаги были мягкие: по лощине явно кто-то крался.
Тикали часы. «Бухты-барахты… Мотки, а не бухты…» — отметил Евгений.
— Блуднули, сук-кины дети… — горячо шепнул Гога и хотел встать. Евгений придержал его. Мимо скользнули две тени. Враги… Гога повел стволом, но Евгений положил на ствол руку.
Рассвет только намечался.
Лазутчики постояли возле забора; один задел кол, звякнула проволока. Постояв, немцы вошли в оставленный проход.
— Живых… — шевельнул губами Гога. Евгений понял, но в это время выдвинулись из темноты еще тени. Густо-черные силуэты поплыли один за другим в проход, мимо притаившихся саперов.
Неожиданно громыхнул выстрел, и лазутчики пустились наутек. Евгений с Гогой тоже открыли по ним огонь, и те полезли на проволоку. К месту пальбы уже спешили курсанты, вражеских разведчиков прижали к земле.
Скоро совсем рассвело, по высоткам легла желтая кайма. На проволоке висели двое убитых. Приглядевшись, Гога с Евгением переползли правее, за межу. Теперь они лежали головами к своей обороне, и бывший морячок рассеянно ковырял топором землю.
С рассветом ударила вражеская артиллерия. Огневой шквал нарастал, противник пытался форсировать реку на этом участке.
— Полундра!
Крутов проследил за взглядом друга и увидел, что лазутчики, проникшие за проволоку, забирают вправо и окапываются. Человек пять из них резали проволоку. Проходы…
Из наших окопов открыли стрельбу. Какое-то саперное подразделение бросками выходило из-под огня, но Евгений и Гога оказались отрезанными от своих окопов заграждениями.
— Ну как, впередсмотрящий?
Евгений пожал плечами, на душе у него было муторно. Разрывы заставляли его втискиваться в теплую, не остывшую за ночь землю. Теперь друзья хорошо видели свой ночной промах: пропустили врага да еще растеряли курсантов…
Захватившие несколько фасов проволоки, лазутчики закреплялись. С переправы к ним подходило усиление.
— Выбираться нужно, — сказал Евгений, дергая щекой. Лицо ему вязала собранная в кустах паутина.