Линия жизни

Официально он не ставил свое начальство в известность о том, что может остаться в Петрограде. В удостоверении продовольственной управы, выданном 9 июня 1917 года, строго оговорено, что помощнику заведующего отделом карточной системы приват-доценту О. Ю. Шмидту «необходимо вернуться 19 июня в Киев к исполнению служебных обязанностей».

Правда, до его прямого начальника по управе слух о планах Шмидта все же дошел, и он обратился к своему помощнику с прочувствованным письмом: «Узнав о Вашем намерении переехать в Петроград, позволю себе выразить Вам свое глубокое искреннее сожаление. За три с половиной месяца работы в отделе Вы стали незаменимым работником… Ваш уход явится тем более тяжелым испытанием для отдела, что совпадает с введением карточной системы на дрова, при которой особенно были бы потерей Ваши… блестящие способности…»

В тот же день 9 июня (видимо, это был канун отъезда— совещание в Министерстве народного просвещения открывалось 12 июня) Шмидт получил еще одно послание — от двух незнакомых дам: «Милостивый государь! Простите за беспокойство в поздний час. Пришли к Вам с просьбой от имени Совета Младш. препод. Киевск(ого) Женск(ого) Медицинского) Института взять на себя любезность… узнать, почему Совет Младш. препод. КЖМ Ин-та не получил приглашения прислать своего представителя на… совещание… Надеемся, что настоящей просьбой не слишком Вас затруднили. Просим по возвращении из поездки сообщить нам о результатах… С сов. почтением Председ. Сов. Мл. пр. КЖМИ д-р медицины В. Бергман и делегат д-р медицины А. Крондовская».

Бедные милые докторицы! Как же неучтиво обойдется с вами тот, кому адресована ваша изысканнейшая записка! Презрев законы джентльменства, останется он в Питере, чтобы делать там настоящую, всамделишную революцию, которая скоро перевернет страну и навсегда исключит из употребления так хорошо освоенный вами слог. А сам «милостивый государь» всего через полгода потеряет право на это ласкающее слух обращение, навсегда превратившись просто в товарища.

…Легко себе представить, в каком возбужденном состоянии стоял Шмидт у окна вагона, провожая глазами холмы убегающего назад Киева, высокий днепровский берег, знаменитый памятник князю Владимиру над речным обрывом. Со всем этим он прощался по-молодому легко, без печали и сожаления, всем существом своим предчувствуя радость новых дорог, встречу со столицей, о которой так много было прочитано и в которой он никогда еще не был. А главное: чувствовал он радостную готовность безоглядно изменить свою судьбу, готовность рвануться навстречу новым, неведомым прежде идеям, которые — он верил в это — будут ЗЕ.ПОВО формировать весь уклад жизни России…

Но в Петрограде все тоже сложилось непросто и не сразу. Первые два месяца он жил как в тумане — бегал с митинга на митинг, с собрания на собрание, вслушиваясь, всматриваясь, вбирая в себя революционный гул. Потом встали обычные ежедневные заботы, в том числе и самая простая — о хлебе насущном, который надо где-то зарабатывать. Можно было поискать место в одном из учебных заведений, но Шмидту хотелось, чтобы новая работа была ближе связана с повседневными заботами страны. Поэтому он пустил в дело не университетский, а продовольственный мандат.

С этого момента в его делах появляются документы, написанные на бланках петроградских учреждений. Вот первый из них. «Министерство продовольствия. Канцелярия. Петроград. Аничков дворец. О. Ю. Шмидту. Приказом по Министерству продовольствия от 9 августа 1917 года за № 29 Вы определены на службу по этому ведомству старшим делопроизводителем… отдела снабжения тканями, кожею и обувью Управления по снабжению предметами первой необходимости».

Шмидт невысоко ценил свою работу в роли делопроизводителя, по собственному его признанию, никаких особых дел он не производил: «Я очень легко получил, что называется, для хлеба, для прожития какую-то должность в Министерстве продовольствия, но не столько работал, сколько бегал по митингам, ориентировался в существующем положении и заводил связи».

Однако он не совсем бездельничал. Ибо всего через месяц с небольшим— 19 сентября — получил повышение и был назначен заведующим подотдела снабжения тканями. Впрочем, время было сложное, и кто знает, что именно содействовало его продвижению по службе в короткий и мало чем знаменитый период Временного правительства.

Наступило 25 октября 1917 года. Успел ли Шмидт за четыре петербургских месяца пройти полный курс политических наук? Нет, не успел. И он впоследствии этого не скрывал: «К Октябрьской революции я несколько не дозрел. Я Октябрьскую революцию с классовой стороны всецело приветствовал и понимал ее историческое оправдание, но я тогда не верил в ее прочность и силу. Не верил, вероятно, главным образом потому, что у меня не было опыта работы с массами и я плохо понимал силу масс».