Линия жизни

Но перед самым отплытием на долю Шмидта выпадает еще одно приключение: «В… последнюю ночь я не спал. Мне захотелось еще раз посмотреть, все ли в порядке. Я вызываю матроса, и мы с ним поехали на берег. Я все проверил. Возвращаясь обратно, наскочили мы на льдину — лодку разбили. Мы попали в воду, а затем выбрались на разные льдины, но благодаря низкой температуре сразу замерзли. Нас заметили с ледокола и перевезли на него, но мы настолько закоченели, что по трапу сами подняться не могли, и нас подняли лебедкой, как груз.

Матрос Терентьев, который со мной был, после рассказывал:

— Ну, братцы, и испужался же я. Думал, конец мне, засудят.

— За что же тебя засудят?

— Как же, комиссара потопил!

— А что же ты его не спасал?

— А я думал, что он за меня держаться будет и меня с собой потопит.

После этого случая мы с матросом Терентьевым очень подружились».

Но еще более подружился он именно после истории в бухте Тихой с капитаном Ворониным. Ведь это благодаря его мастерству «Седов» пробился к острову Скотт-Кельти, снял Шмидта и его спутников. Воронину обязаны они были своим спасением.

Однако дело не только в этом. История с неудачным, походом ясно показала и Шмидту и капитану, в чем силен каждый из них. Воронин увидел, что есть такие ситуации, когда необходимо идти на риск, когда даже поморская мудрость — не лучший советчик, ибо она четко расписывает, что можно делать и что нельзя, тут же обстоятельства требуют совершить невозможное. Ведь вроде бы правильно все рассчитал, когда говорил: надо уходить, а что получилось? Не предприми Шмидт свой отчаянный поход, так и ушли бы, не зная положения на станции, не взяв на борт плотников.

А Шмидт понял, что на предостережения капитана опасно не обращать внимания. Конечно, «безумство храбрых» — прекрасно. И бывает, когда именно на «безумство» вся надежда. К таким ситуациям он относил и ту, что сложилась вечером 27 августа, а потому и после возвращения на «Седов» считал, что поступил правильно, отправившись по льду к зимовке. Но тут случай чрезвычайный. Вообще же — он это хорошо понимал — страстный порыв должен контролироваться опытом, веками нажитой мудростью — всем тем, чем в полной мере обладал капитан.

Словом, ему стало ясно, что он и Воронин хорошо дополняют друг друга, что именно это «единство противоположностей» и нужно для руководства экспедицией.

Идиллии, правда, после бухты Тихой не наступило, не могло наступить. Шмидт и потом несколько раз без достаточных на то оснований упрекал Воронина за излишнюю осторожность, но когда «Седов» пришел в Архангельск, Шмидт и Воронин расстались друзьями.

Арктику Шмидт покидал с грустью: «Мучительно жаль уходить. Так и остался бы, кажется, на зимовку. Хочется растянуть, хочется хоть на день еще продлить плавание».

Он не знал, что его связь с Заполярьем продлится не дни, не недели, что на годы она будет основным его поприщем, что вскоре ему предстоит стать главой всех полярников страны.

Это все было впереди. Но когда весной 1930 года Шмидту снова предложили пойти в ледовое плавание, он с радостью согласился. И первым среди своих будущих спутников назвал Воронина.

И уж на этот раз начальник экспедиции и капитан были неразлучны в течение всего рейса. Леонид Муханов, секретарь Шмидта, участник второго похода «Седова», вспоминает: «Бывало, никак не прервешь их беседу. Когда они спали — не уследишь. Так друг за другом и ходят. Капитан на вахту — Шмидт с ним. Придут, покушают и говорят или вслух читают книги. Разлучала их только наблюдательная бочка, укрепленная на передней мачте. Как только ледовая обстановка ухудшалась, капитан Воронин залезал в бочку, которую мы в шутку прозвали «воронье гнездо». Отто Юльевич, бывало, посматривает наверх да время от времени спрашивает через рупор: «Как лед?» Если бы в бочке было просторнее, так они вдвоем бы и сидели рядом».

Плавание «Седова» летом 1930 года было на редкость удачным. За неполных два месяца экспедиции удалось побывать на Земле Франца-Иосифа, на Новой Земле, открыть шесть небольших островов в Карском море, достичь Северной Земли и построить здесь станцию. Ледовая обстановка в тот год оказалась значительно легче, чем в предыдущем. Но успех экспедиции был обеспечен и благодаря тому, что теперь на борту судна работал слаженный коллектив людей, «притершихся» в плавании 1929 года, который возглавляли два неразлучных друга.

Во вторую экспедицию «Седова» «арктическая учеба» Шмидта продолжалась. Он сам позднее осуждал иные свои скоропалительные выводы.