Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Крушение городской культуры, носители которой погибали от голода и болезней, изгнание или истребление старой интеллигенции привело не к открытому оскудению духовной жизни в целом, а к сильному упрощению и огрублению межчеловеческих и межгрупповых отношений. Они стали более открытыми и откровенными. То, что ранее признавалось недопустимой грубостью, стало приравниваться к внимательности и сердечности. В огне Гражданской войны на известное время (до 1950‑х годов) исчезла сословная и ведомственная замкнутость, подточенная, впрочем, предыдущим общественным развитием пореформенной Российской империи. Оказались размытыми многочисленные корпоративно-ведомственные перегородки.

С коренной ломкой общественных отношений в огромной степени возросла пропускная способность того, что эмигрант Питирим Сорокин выразительно назвал «социальными лифтами». Действительно, такой высокой социальной мобильности наша страна не знала со времен преобразований Петра Великого. В том числе было поразительным, ошеломляющим социальное и возрастное освежение состава административно-управленческого, судебного и военного аппарата, его количественный рост и изменение его политического образа.

Но одновременно левые экстремисты постарались разрушить уважение сразу к нескольким основополагающим скрепам общества – религии, браку и семейным устоям. Форсированная, суматошно проведенная сверху женская эмансипация сопровождалась исчезновением прежнего уважения к каждому из полов. С переходом к бесплатному общему и специальному образованию стал неуклонно снижаться его авторитет, равно как и авторитет образованных, чего не предвидели ни великие просветители минувших эпох, ни коммунисты. Эти процессы находят продолжение и в наши дни.

Оказались замороженными и частично повернутыми вспять процессы урбанизации и цивилизационного воспитания генетического фонда нации. Ведь доля горожан в народонаселении России/РСФСР/СССР продолжала снижаться до конца 1920‑х годов, то есть в течение добрых десяти лет после падения Перекопа и севастопольской эвакуации. Параллельно с нарастанием вестернизации жизни крупных городов (электрификация, телефонизация, автомобилизация, реклама) жизненный уклад огромной державы стал более «деревенским» если не в ее облике, то в ее мировосприятии, что серьезно замедлило дальнейшее культурное развитие общества. Страна не застыла на месте, но, совершив колоссальный рывок, она осталась на рельсах экстенсивного развития, обычно свойственного сельскому жизненному укладу.

Поскольку жизненные силы городского общества были существенно подорваны, в городах произошла особенно заметная эрозия трудовой этики и снижение производительности труда. Деревня – сердцевинная часть социума – оказалась тогда гораздо меньше поражена этими деструктивными процессами. Ее очередь наступила позже. Горько сознавать, что из сферы действия данных процессов российская деревня не вышла до сих пор.

Вместе с тем в 1920–1930‑х годах Россия не познала оскудения культурной жизни. Оно последовало много позднее, когда физические да и психологические травмы, нанесенные Гражданской войной, стали затягиваться – и когда духовную сферу страны стали сковывать обручи новоявленного большевистского бюрократизма, не обещанного Марксом и Лениным, зато безошибочно спрогнозированного их критиками, начиная с не дожившего до революции Достоевского.

В ходе нашей Гражданской войны и после нее существенно смягчилось общее отношение взрослых к детям, что шло вразрез с суровыми, спартанскими традициями сельской общины. Несовершеннолетние в Советской России были официально провозглашены единственным привилегированным классом и сохраняли этот статус несколько десятков лет (да и сейчас они его не утратили). В Испании и Штатах такого феномена не отмечалось.

Подобные явления причудливо переплетались с гораздо более естественными и закономерными последствиями братоубийственной войны – подозрительностью, тайной слежкой, доносительством, герметическим закрытием границ и др.

Применительно к Испании последствия войны тоже трудно поддаются однозначному определению. Уничтожение конституционализма и политической демократии с ее атрибутами было пагубным фактом. Послевоенное восстановление хозяйства заняло почти два десятилетия. Однако в отличие от красных антидемократы-националисты восстановили правопорядок, значительно сбив уровень уголовной преступности. А экономику они даже не пытались национализировать.