Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Великим парадоксом на первый взгляд кажется степень политической терпимости, проявленной большинством антибольшевистских правителей – адмиралом Колчаком, генералами Деникиным, Врангелем, Дитерихсом, бизнесменами братьями Меркуловыми. Она делает правомерным их сравнение с американскими федералистами во главе с Линкольном, а также с мятежными конфедератами Юга во главе с Дэвисом. Среди причин этого политико-правового парадокса – разборчивость профессиональных военных старого закала в средствах достижения цели (всецело отброшенная красными) и позиция «Политического совещания», которое находилось под неизбежно большим влиянием лидеров западных держав. У премьер-министров Ж. Клемансо (Франция) и Д. Ллойд-Джорджа (Великобритания) и особенно у президента В. Вильсона (США) либерально-демократические и легалистские ориентации были не только красивой демагогической фразой, но и частью стратегии и тактики их правительств.

Отталкивающими свойствами власти Белого движения являлись карательные экспедиции с телесными наказаниями и (на территории под властью адмирала Колчака) сожжением непокорных деревень. На белых территориях публично приводились в исполнение смертные приговоры, в том числе через повешение, что вызывало страх у одних соотечественников, непонимание у других и гнев у третьих[50]. Под покровом фраз о свободе предпринимательства[51] происходили многочисленные биржевые спекуляции, хищения имущества и финансово-банковские аферы.

А в то же время многие небольшевистские территории жили во многом по канонам правового государства начала XX века, несмотря на совершенно «неподходящую» обстановку братоубийственной войны, на которую так любили ссылаться их противники – красные. Там, где не было диктатуры большевиков («власти пролетариата и беднейшего крестьянства»), не было социальных программ и других нововведений[52], но не было также продовольственных и заградительных отрядов[53], «уполномоченных центра» и самозваных «комитетов бедноты» (как не было, например, и наделенных карательными функциями «комитетов богачей»). Легально действовали различные политические организации – от монархистов до умеренных марксистов (меньшевиков) и социалистов-революционеров. Свободно выходили их газеты и журналы. Деятельность большевиков, анархистов и близких к ним левых социалистов-революционеров (максималистов) обычно протекала в подполье. Их преследовали, выявляли и подвергали разного рода репрессиям, но нигде не делали последнего шага – не объявляли их вне закона. Цензурные комитеты белых правительств располагали правом карать органы печати штрафами и закрытиями газет и пользовались данным правом, однако санкции не запрещалось оспаривать в судах.

В определенные довоенными законами сроки на некоторых небольшевистских территориях происходили муниципальные выборы – так во Владивостоке за пять лет (1917–1922) граждан призывали к избирательным урнам более десяти раз.

Бесспорный факт, отталкивавший массы от антибольшевистских правительств: на Юге России белые власти практиковали возвращение помещикам и другим собственникам их земли и другого имущества, захваченного иными лицами после Октябрьского переворота[54]. На территории, подвластной правительству Деникина, трудящиеся обязаны были под страхом уголовного наказания безвозмездно отдавать вернувшимся в усадьбы помещикам треть урожая. Однако белые правительства много реже, чем красные или зеленые, реквизировали законно приобретенную (подкрепленную документацией) собственность. Стоимость реквизированного имущества – продовольствия, фуража – обычно возмещалась, хотя и обесценивавшейся отечественной или местной валютой и не сразу[55].

Белые правители России (пожалуй, кроме генералов П.Н. Врангеля и Я.А. Слащова-Крымского) были безусловными сторонниками частной, а не государственной экономики. Их правительства упорно уклонялись от крупномасштабного регулирования рыночных процессов. Расширения государственного сектора экономики при белых правителях не последовало. Местами имело место замораживание цен, но не ставок заработной платы. Централизованное распределение продуктов, которое, как было сказано выше, увеличивает зависимость личности от государства и от его должностных лиц, осталось в зародыше.

Впрочем, на небольшевистских территориях не отмечалось ни голода, ни массового обнищания[56], ни острейшей нехватки промышленных товаров, как под властью Совета народных комиссаров на красных территориях. Наиболее убедительное доказательство содержит статистика о приросте населения белых территорий за время Гражданской войны, тогда как на красных территориях отмечалась убыль населения.