Это испокон века заведенный порядок их Отца и их Господа. Чудны дела Твои, могут сказать они, но все же это Его дела, и пока они скорбят, Он говорит им, как сказал когда-то Господь Иисус своим ученикам, когда они были встревожены Его деяниями: «Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после»[34]
.И вот этот человек с отягощенным заботами умом, которым восхищается мир, с тяжелым грузом на сердце, и в мыслях он пошатнулся, получив удар судьбы, отнявшей у него ребенка!
Президент поднялся, подошел к гробу и замер перед ним в одиночестве.
Напряжение и скорбь в часовне, казалось, были осязаемы. Президент, проводивший последние драгоценные секунды со своим мальчиком, склонил голову — в молитве, слезах или оцепенении, — этого мы сказать не могли.
Издалека донесся крик. Наверное, рабочего, руководившего расчисткой кладбища после катастрофической бури.
Президент отвернулся от гроба, казалось, ему удалось сделать это только усилием воли, и я подумал о том, как должно быть тяжело человеку оставить собственное дитя тут, во мраке и одиночестве, — он бы никогда этого не сделал, пока нес ответственность за живого ребенка.
За последние несколько дней он, казалось, сильно состарился. На него были обращены полные сочувствия глаза многих людей и молитвы; он словно пришел наконец в себя, покинул часовню с выражением жестокой муки на лице, но так и не позволив себе заплакать.
Я подошел к президенту и, взяв его за руку, высказал самые глубокие соболезнования.
Он, казалось, не слушал.
Его лицо выражало лишь мрачную озабоченность.
Уилли умер, сказал он, словно это только что пришло ему в голову.
XCI
Парнишка встал.
Выйдя, таким образом, из мистера Линкольна.
Повернулся к нам.
Выражение удивления на его бледном круглом лице.
Позвольте, я скажу вам кое-что? — проговорил он.
Как он мне понравился в это мгновение. Такой странный паренек: длинные локоны, кругловатый выступающий живот, манеры взрослого.
Вы не хвораете, сказал он.
Внезапно все вокруг заволновались, занервничали.
То, что там, в моем ларе, сказал он, не имеет ко мне никакого отношения.
Отдельные личности начали протискиваться к двери.
Вернее сказать, имеет. Или
Прекрати об этом говорить, сказал мистер Воллман. Прошу тебя, немедленно прекрати.
Для того, чем мы хвораем, есть название, сказал мальчик. Вы его знаете? Знаете ли вы его по-настоящему?
Многие теперь предпринимали попытки убежать, отчего в дверях образовался затор.
Это довольно удивительно, сказал мальчик.
Прекрати, сказал мистер Воллман. Пожалуйста, прекрати. Ради блага всех нас.
Мы мертвы, сказал мальчик. Эй, все, мы мертвы!
И вдруг у нас за спинами, словно удары молнии, раздались три последовавших один за другим знакомых (но всегда леденящих кровь) огнезвука, связанных с явлением взрыва световещества.
Я не осмеливался оглянуться, чтобы и увидеть, кто ушел.
Мертвы! — прокричал парнишка чуть ли не радостно, неторопливо выйдя в середину. Мертвы, мертвы, мертвы!
То самое слово.
То ужасное слово.
Перди, Барк и Элла Блоу молотили руками по оконному переплету, словно пойманные птицы, ослабленные и обессиленные бездумным заявлением парнишки.
Верна Блоу стояла внизу, умоляя мать спуститься.
Вот послушай, сказал мистер Воллман мальчику. Ты ошибаешься. Если то, что ты говоришь, правда, то кто тогда говорит тебе вот эти слова?
Кто их
Кто говорит с тобой сейчас? — сказал мистер Воллман.
С кем говорим мы? — сказал я.
Но заставить его замолчать не получалось.
Каждой своей неосмотрительной фразой он убивал годы работ и тяжких трудов.
Это сказал отец, сообщил мальчик. Он сказал, что я мертв. Стал бы он так говорить, если бы это не было правдой? Я только что слышал эти его слова. То есть я слышал, как он вспомнил, что произнес эти слова.
Мы не нашлись с ответом.
Нам и в самом деле не казалось (поскольку мы уже в достаточной степени успели его узнать), что мистер Линкольн будет лгать о чем-то столь важном.
Должен сказать, я задумался.