Линни: Во имя любви

Теперь старик был от меня на расстоянии вытянутой руки.

— «Раз свинопас — молва не приукрасит ничего, — процитировал он. — Недугом был сражен, и звали Сифилус его».

Его глаза гипнотизировали. В них совсем не было видно радужной оболочки, только круглые огромные зрачки, черные как уголь.

— И поэтому тебя, конечно, нужно остановить. Тебя и тебе подобных, потому что эту агонию, которой вы меня одарили, нельзя унять ничем. Соли ртути, бромид или хлорал — все это приносит только временное облегчение. Только временное. Поэтому я собираю коллекцию из тех, кому помешал дальше распространять заразу. Столько разных красок! И я так долго искал пополнение моей коллекции. Они должны были быть совершенного цвета, — услышала я. — И теперь я их нашел. Линни из Ливерпуля.

Я снова взглянула на банки, всматриваясь в одну из них — в ту, что стояла ближе всего к моему лицу. Затем я судорожно всхлипнула и отпрянула назад, потому что вдруг поняла, на что я смотрю. Мне показалось, будто я присоединилась к маме, которую я увидела во сне, с той лишь разницей, что мои волосы не струились в воде. Больше не струились. Я гребла руками, пытаясь выбраться из этого плотного воздуха, уплыть подальше от банок с их ужасным содержимым — отделенными от голов волосами.

Все они струились: блестящие черные пряди, сочно-каштановые, темно-рыжие, ярко-апельсиновые, русые.

Мужчина положил руку мне на плечо, и я обернулась. Затем что-то блеснуло надо мной. Я подумала о чайке и увидела занесенные над моей головой ножницы — золото с серебром, — летящие мне навстречу. Я инстинктивно подняла руку, недостаточно быстро, чтобы их остановить. Я смогла только отклонить их. Вместо того чтобы вонзиться в намеченную цель — в мою шею, ножницы прошли мимо и, распоров зеленое платье, разрезали мою левую грудь, словно масло. Я увидела, как из раны льется кровь, но не испытала ни боли, ни шока.

Теперь я погрузилась в воду еще глубже. Здесь не было звуков, только глухой стук крови у меня в ушах. Когда старик снова занес свое орудие, я неуклюже его ударила, и ножницы выпали у него из руки.

Я нагнулась и подобрала их. Затем посмотрела в безумные глаза старика. Моя рука поднялась и опустилась. Движение показалось мне медленным и невероятно красивым, словно я танцевала. Старик упал, широко открыв мокрый дрожащий рот. В одном из его ужасных глаз торчали ножницы.

Я посмотрела на человека, лежавшего у моих ног, и мои колени подогнулись. Я падала, падала в воды Мерси, где меня ждала моя мама.

Голоса стали громче. Я узнала истерические нотки юноши в цветастом платье, которого звали Кленси.

— Я не знаю. Разве мы могли догадаться, что он не убьет ее сразу же, как обычно это делал? Ох, Помпи, у меня ужасно кружится голова! Пожалуйста, позволь мне на тебя опереться.

— Господи! Какой ужас! Какого черта он не усыпил ее хлороформом, прежде чем приступить к делу? Но теперь она, кажется, умерла? — спросил другой голос.

Этот уверенный в себе голос явно принадлежал человеку постарше.

— Думаю, да, молодой хозяин. — Это был голос Помпи.

Я вспомнила о напитке, которым он меня напоил. Он, а не старик.

— Ну, мы, наверное, никогда не узнаем, что же тут произошло, — произнес голос молодого хозяина с плохо скрываемым раздражением. — Я же говорил, что не следует потакать его грязным прихотям. Я знал, что не стоит приводить ему еще одну девушку. Теперь посмотрите на это. Нужно было прислушаться к своему внутреннему голосу!

Я все еще ничего не чувствовала, хотя в верхней половине моего тела начинала набухать едва заметная тупая, пульсирующая боль. Сильно пахло кровью. Я почувствовала, как мою голову передвинули, затем меня куда-то потащили, держа за запястья. Рукава платья сползли вниз, и мне стало холодно.

— Посмотрите на эту отметину! — взвизгнул Кленси. — Словно рыба.

Меня уронили, и я снова мешком свалилась на пол.

— Кто ее привел? Сутенер? Ее сегодня будут искать?

Это был все тот же голос с нотками превосходства. Голос, с которым мало кто осмелился бы спорить. Как странно, подумалось мне, что я могу слышать и все понимаю, но у меня нет сил даже на то, чтобы открыть глаза.

— Полагаю, ее привели на всю ночь, молодой хозяин. Никто не будет искать ее до утра, — ответил Помпи.

— Но что мы теперь будем делать? — спросил Кленси. — Что нам делать со всем этим? Кровь! Здесь столько крови! — Он разрыдался.

— Заткнись, Кленси. Помпи, ты выбросишь ее в Мерси, — распорядился молодой мужчина. — Сейчас же.

— А что делать с вашим отцом, молодой хозяин?

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая приглушенными всхлипываниями Кленси.

— Приведите его в порядок, насколько это возможно, — приказал властный голос. — Нам необходимо отправиться в Лондон еще до рассвета. Если кто-то завтра придет за девочкой, ни ее, ни нас здесь уже не будет. В любом случае судьба этой шлюхи заинтересует разве что ее взбешенного сутенера.

— Когда мы приедем в Лондон, скажем, что он умер, возвращаясь из Ливерпуля, и похороним его с почестями. Никто не должен знать о случившемся здесь. И мы все будем молчать. Как ты думаешь, Кленси, это хороший план?