Линни: Во имя любви

— Нет, на самом деле меня зовут Линнет, словно птицу коноплянку.

— Ага. Маленькая птичка коноплянка. Ты поешь так же сладко, дитя? — Он не стал дожидаться ответа. — И все-таки я думаю, что я бы предпочел имя Линни. Линни из Ливерпуля. Я это запомню. А теперь я хочу к ним прикоснуться. К твоим волосам.

Я встала перед ним на колени. Отсюда мне наконец удалось разглядеть его лицо в пляшущем свете камина. Было трудно определить его возраст, так как лицо мужчины носило печать распутной жизни, веки были тяжелыми и прикрывали выпученные, заплывшие гноем глаза. Взгляд был рассеянный, как у человека, который только что проснулся. Нос покрывала сетка сосудов, а губы казались какими-то мокрыми и слишком красными. Неожиданно розовый язык неприятно трепетал, то показываясь изо рта, то снова прячась.

— Я налью тебе выпить. — Его пальцы потянулись к большой коричневой бутыли, стоявшей на столике возле его кресла. — Тебе случалось бывать во Франции, милая?

Я покачала головой, стараясь не смотреть на его язык. В его бешеном танце, сопровождающем каждое слово, было что-то непристойное.

Взяв свои волосы в руку, я протянула их незнакомцу.

— Как видите, у меня нет вшей, сэр, я…

Ноги мужчины в синих домашних тапочках без предупреждения взлетели в воздух, яростно брыкаясь. Я получила в лицо пяткой и отлетела в сторону. Держась рукой за щеку, я села и изумленно посмотрела на него. Мужчина сползал по креслу вниз и стонал. Его ноги мелькали так же быстро, как у точильщика ножей на Сил-стрит, который вертел точильный круг педалями. Руками мужчина уцепился за подлокотники и страшно и коротко вскрикивал.

Открылась дверь, и в комнату, наклонившись, чтобы не задеть тюрбаном за притолоку, вошел чернокожий мужчина. Он взглянул на меня, затем подошел к креслу. Когда он проходил мимо, мне показалось, что ступни у него более чем в три раза длиннее моей ладони.

— Это… Он… Я не знаю, что с ним, — сказала я. — Я еще ничего не делала.

Помпи подошел к мужчине, который уже не сучил ногами, и легко, словно ребенка, взял его на руки.

— Помпи! Помпи! — закричал тот. — Прогони ее! Прогони от меня эту боль! Дай мне хлорал. Поторопись. Она ломает мне ребра!

Помпи усадил его обратно в кресло, затем взял коричневую бутыль. Он отлил из нее немного в небольшой бокал, затем приоткрыл рот мужчины, придерживая его язык указательным пальцем, и вылил содержимое бокала ему в глотку.

— Скоро, скоро, хозяин. Скоро все пройдет, — тихо повторял он.

Чернокожий говорил с сильным незнакомым акцентом.

Рот старика открывался и закрывался, словно клюв у птенца.

Я наблюдала за странной сценой, чувствуя, как под моей ладонью вздувается щека. Мысль о предстоящей близости с этим ужасным человеком вызывала у меня тошноту.

Мужчина перестал дергаться. Его спина расслабилась, а ноги только слегка подрагивали.

Когда я встала с колен, Помпи наполовину наполнил бокал жидкостью из коричневой бутыли и направился ко мне.

— Я вижу, вы еще не выпили, маленькая мисс. Возьмите. Сейчас самое время. — Теперь он говорил еще тише, почти шептал.

Я покачала головой, глядя ему в лицо. На щеках Помпи я увидела шрамы, широкие вздувшиеся шрамы, которые были еще темнее, чем остальная кожа. И еще я заметила, что у него не было ресниц.

— Этой ночью приступ больше не повторится, — сказал Помпи. — К нему не вернется боль, так что вам нечего бояться.

Я очень хотела ему верить, но не могла.

Я обернулась и посмотрела на мужчину, который все так же сидел в кресле, теперь неподвижно.

— Что я должна делать? Чего он хочет? — прошептала я, задирая голову, чтобы взглянуть Помпи в лицо.

Протягивая бокал, он посмотрел на мою распухшую щеку.

— Просто сидите тихо. Не расстраивайте его. А теперь выпейте это, пожалуйста.

— Что это? — спросила я, разглядывая бесцветную жидкость. — Я не пью спиртного.

— Для вас так будет лучше. Пейте, маленькая мисс, — произнес Помпи.

Я отстранила бокал рукой.

— Нет, я же сказала, что…

Но Помпи одним ловким движением схватил меня за подбородок и заставил открыть рот, точно так же, как проделал это со стариком. В горло мне полилась обжигающая жидкость, я поперхнулась и закашлялась. Проглотив ее, я облизнула губы. Напиток оказался почти не сладким.

— Так будет лучше, — повторил Помпи, ставя бокал обратно на столик и направляясь к двери.

— Но что с ним такое?

Помпи открыл дверь.

— Здесь эту болезнь называют «привет из Франции», — сказал он и умолк. Я наклонилась вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что он скажет дальше. — Хотя она более известна как сифилис.

Помпи захлопнул дверь, и я услышала звук поворачиваемого ключа.

Глава пятая