Линни: Во имя любви

Тем вечером я устала больше, чем обычно. Одной из разносчиц стало дурно, и она потеряла сознание, поэтому мне пришлось целый час бегать вверх-вниз по лестнице с охапками бумаги, выполняя ее работу, пока девочка не пришла в себя. Кроме того, мне еще надо было успеть выполнить до закрытия собственную норму по фальцовке. Я мечтала о том, чтобы лечь на матрас, почитать минут десять и уснуть.

О предстоящей работе мне не хотелось и думать. Но я знала, что бесполезно жаловаться Рэму на усталость. Он никогда не бил меня в лицо — синяк под глазом или распухшая губа могли охладить пыл клиентов. Вместо этого он причинял мне боль другими, более изощренными способами. Он мог вогнать кулак мне в поясницу, оставив огромный синяк, или держал зажженную спичку возле внутренней стороны моего предплечья, пока там не вскакивал волдырь. Это не могло отпугнуть клиента и в то же время причиняло мне достаточно страданий.

— Мы растем в цене, да, растем, — сказал Рэм и схватил руками миску, не обращая внимания на лежавшую на столе рядом с ней ложку. — Сегодня ты получишь за свою работу столько же, сколько получают самые красивые девушки Ливерпуля.

От его влажного пальто, нагревшегося у очага, поднимался пар, распространяя запах мокрой псины.

Я стояла напротив Рэма.

— Девушки? — переспросила я. В моем голосе прозвучало едва заметное презрение.

Рэм с хлюпающим звуком отхлебнул из миски, затем подцепил пальцами плавающий в ней кусочек моркови.

— В честь приезда одного джентльмена устраивают вечеринку. Я был во «Флайхаузе» и слышал, что им нужны лучшие девушки Ливерпуля, не портовые шлюхи и даже не те, которые работают на Парадайз-стрит. «О, — говорю я, — у меня есть именно то, что вам нужно». Говорю: «У меня есть совсем еще девочка, чистая как ягненок, с волосами словно шелк». «У нее должны быть золотистые волосы, — говорит он. — Только светловолосая подойдет для подобной работы». «Ну, светлее волос, чем у моей девочки, вы не найдете, — отвечаю я. — И она сделает все, что вы пожелаете. Она хорошая, послушная девочка, моя Линни». Мы с этим молодым джентльменом договорились о цене. Я сказал ему, Линни, что ты сделаешь для него все, что угодно, так что не огорчай меня. С такими деньгами, которые ты сегодня заработаешь, мы сможем подумать о переезде в квартиру получше.

Рэм обвел взглядом нашу ободранную комнату, а затем погрозил мне морковкой.

— Если ты хорошо выполнишь то, о чем тебя попросят, тебя снова туда пригласят. Для нас с тобой это станет началом новой жизни.

Рэм подмигнул мне и бросил морковку в рот.

— И это только начало, — снова повторил он, пережевывая. Между гнилыми передними зубами у него застрял ярко-оранжевый кусок.

В свертке оказалось платье из зеленого шелка с бежевыми оборками. Оно было ношеное — Рэм купил его на рынке возле Фокс-стрит — и слегка пахло п'отом прежней хозяйки. Перед тем как надеть его, я проверила швы на наличие блох. Такой фасон был в моде в прошлом году. Я не видела, чтобы хоть одна из модниц на Лорд-стрит до сих пор носила нечто подобное. Но платье отлично на мне сидело, а ткань была очень приятной на ощупь. Когда я переоделась и встала перед Рэмом, он одобрительно кивнул. Я никогда раньше не носила платья с низким лифом, и сейчас, посмотрев вниз, увидела, что грудь заметно увеличилась. Мне стоило немалых усилий удержаться и не прикрыть ее руками.

— Расчеши волосы. Сегодня никаких косичек. Ты должна хорошо выглядеть. Этой ночью тебя ждет нечто особенное.

Я сделала все, что он мне велел. Затем, рассматривая себя в зеркальце из маминой шкатулки, я взяла кулон и повесила его на шею. Золото восхитительно сияло, зеленые камушки прекрасно гармонировали с зеленым шелком платья. Но когда я потянулась за шалью и сказала Рэму, что готова, он снова окинул меня взглядом и покачал головой.

— Сними эту дешевую побрякушку, — приказал он. Его глаза быстро перебегали с кулона на мое лицо и обратно. — Она портит весь вид.

Я прикрыла кулон рукой. Он напомнил Рэму о матери. Неужели он мог чувствовать вину за то, чем заставлял меня заниматься? Я положила кулон обратно в шкатулку, неожиданно испытав укол совести за то, что мне пришло в голову его надеть. Какое же неуважение я проявляла к матери, решив надеть ее кулон, прежде чем отправиться к очередному клиенту. «Я буду носить его, только когда смогу собой гордиться», — сказала я себе и с силой захлопнула крышку шкатулки.