Лёлита или роман про Ё

Что утра, что вечера — вечно восемь…
Что вчера, что завтра — один хрен…
Это осень, милый мой, просто осень —
идеальное времечко для катрен.
Это бабам она как отрыжка лета,
а тебе, болезный, опять страда.
Нет поры разлюбезнее для поэта
рыбку рифмы вытаскивать из пруда.
   И опять садок твой к рассвету полон —
   ах, какая будет к утру уха!
   И ты будто бредёшь по холмам и долам
   под распевку первого петуха,
   волочёшь до хаты стишков полпуда.
   Но в сенях тьма и в светлице мрак.
   Лишь следы беспробудного с музой блуда —
   снова ты не того наудил, дурак!
   Это значит, приятель, готовь снасти,
   рой червей, а не сыщешь червей — рой слов,
   и ступай обращать свои горе-страсти
   в ночь-полночь хоть в какой-никакой улов…
   И он вновь, что старик из известной сказки —
   без подсказки и торга, гоним мечтой
   в час, когда не рыбачащим дарят ласки,
   прёт к пруду за добычею золотой.
   А уже морозец, и хрусток клевер,
   и промёрзла на все пол-локтя вода.
   Это ж осень, милый мой! — осень, север…
   Чудо-рыбки не вытащишь без труда!
   И покуда он место для лунки ищет,
   уж колотится рифмы карась об лёд…
   Может, это последний октябрь, дружище?
   Или предпоследний — как бог пошлёт…

Веронская

говорила:
говори, где проиграла?
я умру — и ты умри; и умирала,
и я пил отраву с губ и падал рядом —
глупый труп, влюблённый труп,
спалённый ядом
громогласного вранья
под ясным небом…
или это был не я,
а я и не был?
а она — она
зачем-то, почему-то
острие веретена через минуту
в пальчик — тюк,
и — трюк ли это, волшебство ли? —
вдруг по собственной, а может, против воли,
оживала — не краснея,
не стеная…
а что дальше было с нею,
я не знаю.

Другая

а помнишь мы стали другие
и дёрнулись, как на манок
а помнишь лежали нагие
покорно сплетению ног
и губы твои были близко
и пил я с них шёпот и пыл
и ты мне была одалиска
и я тебе вроде бы был…
а помнишь ты плакала после
от счастья едва не навзрыд
и я как юродивый возле
отчаян, лохмат и небрит
корил себя каялся клялся
ну помнишь же помнишь тогда…
и снова и дальше влюблялся,
хоть кажется дальше — куда…
и нежность вострее кинжала
буравила наши нутра
и тыща мурашек бежала
по фронту и тылу бедра
что в тысячный раз означало
на тихом наречии тел
ах как же я долго скучала
и ох до чего я хотел…
мы всё ещё в этом июле
в прохладном рассветном тепле
и я говорю а люблю ли
я что-то ещё на земле
вот так же светло и понятно,
и чисто и чаю и чту
мечту окунуться обратно
в святую твою наготу…

* * *