Лёлита или роман про Ё

Как тяжело, когда в сочельник,
когда отрады и огни,
ты смрадник, схимник и отшельник,
и данник собственной фигни,
и ни уменья, ни желанья
узнать, чем завершится ночь,
и нет разменного закланья,
чтоб эту немощь превозмочь…
Как ничего, но необычно
опять вживаться, падши ниц,
и лишь сомненье погранично,
и никаких иных границ
меж есть и будет, и дремота
как острогранная печать,
и снова что-то от чего-то
ты сам обязан отличать…
Как хорошо, когда над миром,
по тьме ослабившим бразды,
плывет опричным нивелиром
кирпичик неживой звезды,
и тают снежные химеры,
и мельтешенье мыл и шил,
и это знак и образ веры,
которой ты себя лишил…

Пьеро

Про долю, которая львина
в моей непутёвой судьбе,
ты всё уже знаешь, Мальвина.
И всё это всё — о тебе.
Как горестно звать тебя в келью…
Как страшно нарваться на «шут»…
Но пахнет постель карамелью,
и значит — ты всё ещё тут.
И сколь ни постыдно картинно
моё суесловное зло
по душу твоих Буратино
(их множественное число),
и как бы ни вычурны чувства,
а сердце ни восково,
но ложе моё прокрустово,
и, стало быть, ни для кого.
И пусть нам разлад маячит,
сумеешь уплыть — отчаль,
отчаянная! И значит,
мой крест — мастерить печаль
и множить былому упрёки,
безбрачие наворожив…
Но звуки слагаются в строки.
И значит, я всё ещё жив.

Станс

Милая (милое, милый — впиши сам),
было ли, что подходило к твоим глазам
больше моих поцелуев? А небесам
лучший мой поцелуй — сей аллилуй.
У боли, как у медали, две стороны.
Странно, но воля с неволей равно больны.
Если не веришь, спроси у моей жены.
Если не веришь и ей, спроси у своей.
Плохо, что непонятно, чего для
чушь с чепухой в рифму и так меля,
я никогда не умел начинать с нуля.
Если умеешь — а ну: научи — начну.
Главное, как говорится, не навреди:
ты не меня — ты себя за собой веди.
А я уже видел три тысячи дивиди
и этот ликбез длинней тысячи дней.
Помнишь, как жалостно пела ты о былом?
Мне поделом, а тебе на фига облом?
Сделай, ну сделай, пожалуйста, ход крылом!
Если не помнишь как — подкрадись и ляг.
Знаешь, со мной бессмысленно, но тепло:
дремлешь и таешь, а прошлое замело —
прошлое бьётся в зеркало, как в стекло,
зло, как метель, пока не придёт апрель.
Милая, милое, милый — какая ра
зница? — когда нам снится, что всё ура,
нету ни дня, ни ночи — лишь три утра:
хоть ты умри, на часах то и дело три…
Это похоже на тряскую жизнь в купе.
Коже кранты от зазубрины на серпе.
А ты — татуировка на скорлупе,
милая, милое, милый, тэдэипэ…

Бардовская