Ліонель и Польвартъ разстались на набережной, причемъ капитанъ леткой пхоты заявилъ своему другу, что онъ сейчасъ же къ нему придетъ вознаградить себя за походныя лишенія. Майоръ пошелъ на Тремонтъ-Стритъ успокаивать своихъ прелестныхъ кузинъ, будучи втайн убжденъ, что он за него тревожатся. На каждомъ перекрестк собирались группы горожанъ, горячо обсуждавшихъ событія дня. Одни чувствовали смущеніе передъ такимъ неожиданнымъ проявлежіемъ ршимости и мужества со стороны колонистовъ, но большинство не скрывало своего удовольствія и злорадно посматривало на проходившаго мимо нихъ Ліонеля, костюмъ котораго свидтельствовалъ своимъ относительнымъ безпорядкомъ о томъ, что этотъ офицеръ тоже былъ въ передлк и вынужденъ былъ отступигь передъ американцами.
Подходя къ дому мистриссъ Лечмеръ, Ліонель уже забылъ о своей усталости, а когда въ передней его встртила Сесиль съ взволнованнымъ лицомъ, то у него совершенно изгладилось всякое воспоминаніе объ опасности, которой онъ подвергался.
— Ліонель! — вскричала Сесиль, радостно всплеснувъ руками. — И вы здоровы, не ранены!
Она покраснла до корней волосъ, сконфужежно закрыла лицо обими руками и убжала.
Агнеса Дэнфортъ тоже очень обрадовалась ему и не стала ни о чемъ спрашивать, пока не убдилась, что онъ не раненъ. Тогда она сказала съ торжествующимъ видомъ и съ коварной улыбкой:
— Вашъ походъ вызвалъ большое стеченіе народа, Ліонель Линкольнъ. Изъ оконъ верхняго этажа я видла, съ какимъ почетомъ проводили васъ изъ гостей добрые поселещы Массачусетса.
— Если бы я не предвидлъ заране, какія ужасныя послдствія все это повлечетъ за собой, миссъ Агнеса, я бы вмст съ вами былъ радъ случившимся событіямъ. Я убдился, что нашъ народъ уметъ постоять за свои права.
— Разскажите же мн, кузенъ Линкольнъ, что такое было. Мн интересно это. Мн хочется гордиться своей родиной.
Ліонель разсказалъ ей все очень коротко, но совершенно правдиво и безпристрастно. Хорошенькая кузина выслушала его съ нескрываемымъ интересомъ.
— Я очень рада, — сказала она. — Теперь, по крайней мр, кончатся эти нелпыя насмшки, прожужжавшія намъ вс уши, Но вы знаете, — прибавила она, слегка красня, — я вдь здсь вдвойн заинтересована: во-первыхъ, за родину, а во-вторыхъ — за своего поклонника.
— О, могу васъ успокоить; поклонникъ вашъ возвратился безъ малйшей царапины и тломъ совершенно здоровъ. Онъ страдаетъ только душою отъ вашей холодности. Походъ онъ сдлалъ молодцомъ и выказалъ себя въ опасности настоящимъ храбрымъ воякой.
— Скажите, пожалуйста! — воскликнула Агнеса, всплеснувъ руками съ дланнымъ изумленіемъ, хотя при этомъ Ліонель не замтилъ у нея ни малйшаго признака удовольствія. — Подвиги капитана превосходятъ всякое вроятіе. Нужно имть вру, какъ у патріарха Авраама, чтобы не усомниться во всхъ этихъ чудесахъ. Но посл того, какъ двухтысячный англійскій отрядъ отступилъ передъ скопищемъ американскихъ мужиковъ, я всему готова поврить.
— Обстановка для моего друга очень благопріятна, — про себя сказалъ Ліонель и улыбнулся.
Вошла Сесиль Дайнворъ и, увидавъ появившатося въ го же время Польварта, прошла въ сосднюю комнату.
Ліонель всталъ и прибавилъ:
— Однако, я васъ оставлю на время, кузина, въ обществ того, о комъ мы сейчасъ съ вами говорили.
— Канитанъ Польвартъ, — оказала, красня, Агнеса, — вы наврное остались бы очень довольны, если бы слышали, что здсь о васъ сейчасъ говорилось. Но только я вамъ этого теперь не передамъ. Подожду, когда у васъ для подвиговъ будетъ боле благородная цль, а на такія дла, право, не стоить и одушевляться.
— Надюсь, что Линкольнъ сказалъ обо мн правду, — отвчалъ капитанъ въ очень веселомъ настроеніи. — Вдь только благодаря мн его лошадь не попала въ руки бунтовщиковъ.
— Въ чьи руки, сэръ? — нахмурила брови Агнеса. — Какъ вы изволили назвать жителей массачусетской бухты?
— Бунто… ахъ, виноватъ: я бы долженъ былъ сказать: въ руки мстныхъ жителей, доведенныхъ до отчаянія… Миссъ Агнеса, если бы вы знали, сколько я выстрадалъ за ныншній девь — и все черезъ васъ.
— Черезъ меня? Потрудитесь объяснить.
— Не могу объяснить, миссъ Агнеса. Бываютъ чувства и дйствія, которыя вытекаютъ прямо изъ сердца и не поддаются никакому объясненію. Могу только сказать, что я сегодня страдалъ изъ-за васъ невыразимо, и вотъ именно это невыразимое и невозможно никакъ объяснить.
— Невыразимо… необъяснимо… Кажется, я начинаю васъ жалть, капитанъ Польвартъ.
— О, съ какимъ я удовольствіемъ это слышу! Какъ бы я былъ радъ, если бы вы меня дйствительно пожалли! Я такъ страдаю, такъ мучаюсь отъ вашей холодности! Одно слово состраданія — и я исцленъ!
— И тогда все мое состраданіе къ вамъ разомъ улетучится. Для него не будетъ больше почвы.
— Цлыя сутки я провелъ въ тягостномъ поход и все время думалъ о томъ, какъ я забуду у вашихъ ногъ вс труды, вс опасности…