Да, сэръ, я буду благоразуменъ. Если же я буду благоразуменъ, то и поступать буду разумно.
Въ конц предыдущей сцены Польвартъ находился въ такой растерянности, что совершенно не въ силахъ былъ реагировать какимъ бы то ни было образомъ на угрозы солдатъ. По своему природному характеру онъ склонялся въ сторону гуманности, но послднія слова, сказанныя юродивымъ, пробудили и въ немъ чувство мести. При первомъ взгляд на поблекшія, но когда-то красивыя черты матери Джоба онъ узналъ въ ней ту женщяну, которую встртилъ на кладбищ у могилы мистриссъ Лечмеръ. Когда она встала передъ солдатами съ неустрашимостью матери, защищающей своего сына, въ ея чертахъ обнаружилось столько достоинства, что у Польварта явилась къ ней невольная симпатія. Капитанъ уже собирался опять пустить въ ходъ, чтобы поддержать усилія Абигаили, все свое вліяніе на солдатъ, какъ вдругъ появилась вышеупомянутая дама и однимъ своимъ появленіемъ вызвала въ солдатахъ реакцію. Польвартъ остался только безмолвнымъ и внимательнымъ зрителемъ того, что потомъ произошло.
Очутившись средя безпорядочной толпы солдатъ, неизвстная дама сначала встревожилась и смутялась, но сейчасъ же преодолла свою женскую робость, призвала себ на помощь все свое присутствіе духа и откинула капюшонъ своей шелковой мантильи. Передъ изумленными зрителями явилисъ блдныя, но попрежнему милыя черты Сесили.
— Я не знаю, почему здсь вс съ такими гнвными лицами столпились у постели больного, — сказана она посл нсколькихъ секундъ глубокаго моячанія. — Если вы задумали протавъ него что-нибудь жестокое, то умоляю васъ вспомнить о своей солдатской чести и объ отвтственности, которая на васъ ляжеть передъ вашимъ начальствомъ. Я сама жена военнаго и общаю вамъ именемъ того, это можетъ всегда замолвить слово главнокомандующему, что васъ или простятъ за все, или строго накажутъ — смотря по тому, какъ вы поступите дальше.
Солдаты нершительно переглянулись. Повидимому, они уже хотли отказаться отъ мести, но тутъ выступилъ впередъ тотъ самый солдатъ, который предлагалъ сжечь Джоба живьемъ, и сказалъ съ неудовольствіемъ:
— Если вы, миледи, самя супруга военнаго, какъ вы говорите, то вамъ слдуетъ знать, какъ горько товарищамъ и друзьямъ предательски убитаго офицера. Позвольте спросить, миледи: что же, по вашему, должны длать гренадеры, когда какой-нибудь идіотъ хвастается при нихъ, что онъ убилъ капитана Дениса Мэкъ-Фюза, ихъ ротнаго командира?
— Кажется, я васъ теперь поняла, — отвчала Сесидь. — Я слышала, что этого юношу подозрваютъ въ томъ, что онъ былъ на сторон американцевъ въ день той битвы, о которой вы говорите. Но убить человка въ сраженіи не значитъ быть убійцей, иначе кто же вы тогда сами? Вдь война — ваше ремесло.
Ее перебилъ съ десятокъ голосовъ, почтительно запротестовавшихъ:
— Большая разшща, миледи! То — сраженіе, честный бой, а тутъ было простое убійство.
Много было и еще сказано, чего Сесиль не разобрала и не поняла, потому что было сказано безсвязно и съ обычной ирландской живостью. Когда шумъ улегся, опять выступилъ прежній гренадеръ и объяснилъ Сесили:
— Мидеди, вы сказали сущую правду, и въ то же время не совсмъ врно. Когда человка убьютъ въ бою, это значитъ ужъ такая его судьба. Ни одинъ настоящій ирландецъ протестовать противъ этого не будетъ. Но вдь этотъ негодяй спрятался за трупъ убитаго гренадера, прицлился въ нашего капитана и застрлилъ его. Вотъ въ чемъ мы его обвиняемъ. Да и стрлялъ, онъ уже пбсл того, какъ битва была кончена, слдоватеньно, смерть капитана была ни на что не нужна. Черезъ нее дло не мнялось.
— Я не знаю всхъ тонкостей вашей жестокой профессіи, — сказала Сесиль, — но слышала, что вообще погибло довольно много народа уже посл того, какъ королевскія войска вступили въ окопы.
— Совершенно врно, миледи, — возразилъ гренадеръ, — это вамъ правильно передали. Тмъ боле необходимо, чтобы хоть одинъ изъ виновниковъ поплатился за такое предательство. Разъ битва кончена, то уже убивать нельзя.
У Сесили дрожали и вки, и губы, когда она продолжала.
— Я знаю многихъ, которые погибли или были ранены именно при такихъ условіяхъ, какъ вы описываете, но я думала до сихъ поръ, что это обычный удлъ войны. Но даже если этотъ молодой человкъ и виновенъ — вы только поглядите на него: неужели онъ достоинъ гнва людей, которые честь свою полагаютъ въ томъ, чтобы сражаться съ противникомъ равнымъ оружіемъ? Онъ давно уже пораженъ рукою, которая гораздо сильне вашихъ рукъ, и которая отняла у него разсудокъ. Въ довершеніе его бдъ, онъ заболлъ ужасной болзнью, отъ которой почти никто никогда не выздоравливаетъ. И вы сами, будучи ослплены гнвомъ, подвергаете себя опасности заболть такой же болзнью. Вы увлеклись жаждой мести, а вмсто то-то сами легко можете сдлаться жертвой заразы.