Лионель Линкольн, или Осада Бостона

— Да, Присцилла! — повторилъ старикъ, оглядываясь кругомъ и какъ будто кого-то ища глазами. — Это имя звучитъ такъ нѣжно, такъ пріятно для моего слуха. Вы знаете, такъ зовутъ еще другую…

— Той другой нѣтъ, она давно умерла. Я видѣла ея гробъ и желала бы ее забыть, какъ и всѣхъ тѣхъ, кто оказался недостойнымъ моего родства.

— Она не умерла! — громкимъ голосомъ, раздавшимся по всему старому дому, прокричалъ старикъ. — Она жива! Да, жива!

— Какъ такъ жива! — повторила мистриссъ Лечмеръ, отступая отъ Ральфа на столько же шаговъ, на сколько тотъ шагнулъ впередъ во комнатѣ. — Что за глупости приходится мнѣ здѣсь выслушивать!

— Жива! — вскричала Абигаиль Прэй, заламывая руки въ неподдѣльнымъ отчаяніи. — О, какъ бы я была рада, еслибъ это было такъ! Но нѣтъ, она умерла. Я сама видѣла ея обезображенный трупъ. Я сама завертывала въ саванъ ея тѣло, бывшее когда-то идеаломъ красоты. Увы, она умерла, а я…

— A вы — старая дура, готовая выслушивать бредъ сумасшедшаго! — воскликнула мистриссъ Лечмеръ.

— Нѣтъ, это не я сумасшедшій! — вскричалъ Ральфъ съ горькой ироніей. — Сумасшедшій вы знаете кто… A вы что это дѣлаете? Одного человѣка вы уже свели съ ума, теперь хотите отнять разсудокъ у другого?

— Я свела с ума? — безъ всякаго смущенія взглянула мистриссъ Лечмеръ старику прямо въ его горящіе глаза. — Разсудокъ даетъ и отнимаетъ Богъ. Я такимъ могуществомъ не обладаю.

— Ты смѣешь это говорить, Присцилла Лечмеръ? — воскликнулъ Ральфъ, въ три быстрыхъ шага подступая къ ней и хватая ее за руку. — Ты утверждаешь, что ни у кого не отнимала разсудка? A что, скажи, сталось съ главой твоего хваленаго рода, съ богатымъ и уважаемымъ девонширскимъ баронетомъ, балованнымъ товарищемъ принцевъ крови, съ твоимъ племянникомъ Ліонелемъ Линкольномъ? Гдѣ онъ? Живетъ ли онъ въ своемъ родовомъ замкѣ, заботясь о своихъ вассалахъ? Предводительствуетъ ли королевскимъ войскомъ? Или онъ живетъ одинъ въ какой-нибудь мрачной кельѣ? Женщина, ты знаешь, гдѣ онъ! И довели его до этого твои безчестныя дѣйствія!

— Кто это позволяетъ себѣ со мной такъ дерзко говорить? — вскричала мистриссъ Лечмеръ, дѣлая послѣднее усиліе, чтобы съ презрѣніемъ отразить предъявленное къ ней обвиненіе. — Если вы дѣйствительно знаете моего несчастнаго племянника, то вы сами можете судить, насколько такое обвиненіе ложно.

— Знаю ли я его! Спросите лучше, чего или кого я не знаю. Женщина, я прослѣдилъ за тобой. Я знаю всѣ твои дѣла. Знаю все и про другую грѣшницу. Говори, Абигаиль. Развѣ я тебѣ не пересказалъ всѣхъ твоихъ грѣховъ?

— Да! Это правда! — въ суевѣрномъ ужасѣ воскликнула Абигаиль. — Онъ знаетъ все, что могло видѣть только Господне око.

— Я знаю и тебя, недостойную вдову Джона Лечмера, знаю и Присциллу. Ну, что, развѣ я не знаю всего?

— Онъ все знаетъ! — еще разъ вскричала Абигаиль.

— Все! — почти неслышнымъ голосомъ произнесла мистриссъ Лечмеръ — и упала въ обморокъ.

Ліонель бросился на помощь теткѣ, но когда онъ вошелъ въ. комнату, Абигаиль уже успѣла сдѣлать ей то, что дѣлаютъ обыкновенно въ такихъ случаяхъ. Такъ какъ больная съ трудомъ дышала, то ей растегнули платье и распустили шнуровку, и Абигаиль попросила Ліонеля уйти, ссылаясь на то, что если мистриссъ Лечмеръ его увидитъ передъ собой, когда очнется, то это можетъ даже повести къ роковому исходу.

Ліонель вышелъ изъ комнаты и наверху лѣстницы увидалъ Ральфа. Онъ пошелъ сейчасъ же на старикомъ, намѣреваясь потребовать отъ него объясненія этой сцены. Старикъ сидѣлъ въ маленькой комнатѣ, закрывая глаза рукой отъ слабаго свѣта жалкой сальной свѣчки, и о чемъ-то глубоко задумался. Ліонель подошелъ и заговорилъ. Только тогда старикъ обратилъ вниманіе на его приходъ.

— Мнѣ сказалъ Джобъ, что вы желаете меня видѣть, — сказалъ майоръ. — Я здѣсь.

— Хорошо, — отвѣтилъ Ральфъ.

— Кажется, я долженъ прибавить, что я былъ случайнымъ и крайне изумленнымъ свидѣтелемъ сцены между вами и мистриссъ Лечмеръ. Вы говорши съ этой леди очень смѣло и рѣзко, и это для меня совершенно непонятно.

Старикъ поднялъ голову. Его глаза заблестѣли вдвое ярче.

— Въ такомъ случаѣ вы слышали правду и видѣли, какое дѣйствіе она производитъ на грѣшную совѣсть.

— Но вы въ разговорѣ называли имена, которыя мнѣ дороже веего на свѣтѣ.

— Вѣрно ли это, молодой человѣкъ? — спросилъ Ральфъ, глядя ему прямо въ лицо. — Нѣтъ ли еще какой-нибудь особы, которая съ нѣкоторыхъ поръ сдѣлалась вамъ дороже даже то-то, кто далъ вамъ жизнь? Скажите правду, да помните, что вы говорите съ человѣкомъ, отлично изучившимъ человѣческую природу.

— Вы хотите сказать, сэръ, что съ человѣческой природой вполнѣ согласно — любить кого-нибудь наравнѣ съ родителями? Такъ ли я васъ понялъ?

— Послушайте, это ребячество. Неужели вы думаете отдѣлаться отъ меня такой наивностью? Вы влюблены во внучку этой негодной женщины… Могу ли я на васъ положиться?

— Почему бы эта честь могла оказаться несовмѣстимой съ моей привязанностью къ такой чистой дѣвушкѣ, какъ Сесиль Дайнворъ?

— Да, да, — пробормоталъ вполголоса старикъ, — ея мать была чистая женщина, и очень возможно, что эта дѣвушка достойна своей матери.