— Забудьте все это, Абигаиль, — говорила мистриссъ Лечмеръ. — Этотъ подозрительный старикъ собралъ кое-какіе факты по наслышкѣ и пугаетъ насъ ими. Я подумаю и приму мѣры. A вамъ здѣсь не зачѣмъ больше жить, моя добрая Абигаиль. Ни вамъ, ни вашему сыну. Я васъ обоихъ устрою гораздо лучше. Такъ нужно.
Какъ только старая лэди уѣхала, Ліонель сошелъ съ лѣстницы и явился передъ Абигаилью, которая чрезвычадно изумилась, видя его опять.
— Послушайте, — сказалъ онъ, — я все слышалъ, что здѣсь говорилось, поэтому скрывать отъ меня подробности совершенно безполезно. Разскажите мнѣ ихъ.
— Нѣтъ! Нѣтъ! — въ ужасѣ воскликнула Абигаиль. — Ради Бога, маіоръ Линкольнъ, не заставляйте меня говорить. Я дала клятву…
Она не договорила. Ее душило волненіе. Ліонелю стало совѣстно, что онъ довелъ до такого состоянія женщину. Онъ успокоился самъ и сталъ успокаивать ее.
— Уходите! Уходите! — говорила она, указывая ему рукою на дверь. — Я только тогда успокоюсь, когда вы уйдете! Оставьте меня одну съ Богомъ и съ этимъ страшнымъ старикомъ!
Онъ боялся оставить ее въ такомъ разстроенномъ состояніи, но скоро вернулся Джобъ, и Ліонель ушелъ.
Вернувшись на Тремонтъ-Стритъ, Ліонель узналъ, что мистриссъ Лечмеръ благополучно возвратилась и легла спать, а также и обѣ ея внучки. Ліонель послѣдовалъ ихъ примѣру и, придя къ себѣ въ комнату, заснулъ послѣ всѣхъ перенесенныхъ треволненій крѣпко-крѣпко, точно умеръ.
Глава XIII
Работай, духъ зла! Ты поставленъ на ноги. Направляйся туда, куда захочешь.
.
Вызванная описанной нами военной экспедиціей тревога pаcпрсстранилась по всему атлантическому побережью и бурнымъ вѣтромъ домчалась даже до западныхъ горъ. Все мужское населеніе отъ Массачусетской бухты до прозрачныхъ водъ Коннектикута поднялось, какъ одинъ человѣкъ. Высчитано было, что послѣ рокового дѣла при Лексингтонѣ за оружіе взялось болѣе ста тысячъ человѣкъ, причемъ двадцать пять тысячъ сосредоточились на полуостровахъ Бостонскомъ и Чарльстоунскомъ.
Гэджъ, опираясь на постоянно усиливавшіяся войска и на огромный военный флотъ, смотрѣлъ на пряближающуюся бурю съ твердостью и въ то же время съ благодушнымъ спокойствіемъ, которое было свойственно его характеру. Совѣтники все время внушали ему мстительныя мѣры, но онъ уклонялся отъ этого и старался, напротивъ, успокоить волненіе мирнымъ воздѣйствіемъ. Впрочемъ, онъ понималъ, что даже съ тѣми войсками, которыя у него теперь были подъ рукой, опасно было бы двинуться вглубь сграны, и что онъ можетъ держаться съ успѣхомъ только на занятомъ англичанами полуостровѣ.
Въ то же время онъ издавалъ противъ мятежниковъ громоносныя прокламаціи, нисколько на нихъ не дѣйствовавшія, и принималъ разныя мѣры, которыхъ, по его мнѣнію, требовало достоинство короны. Но прерогативъ короны американцы не затрогивали. Они въ своихъ петиціяхъ и протестахъ продолжали обличать только министровъ, не задѣвая короля. Министровъ они прямо обвиняли въ беззаконныхъ мѣрахъ, нарушившихъ государственное спокойствіе.
Такъ прошло нѣсколько недѣль послѣ того ряда стычекъ, который получилъ громкое названіе Лексингтонской битвы — по имени того селенія, гдѣ произошла первая схватка. Обѣ стороны энергично готовились къ дальнѣйшей борьбѣ. Зная объ этомъ, Ліонель явился къ командующему воясками и попросилъ для себя опредѣленнаго назначенія. Но генералъ, похваливъ его поведеніе во время злосчастнаго похода, далъ ему понять, что онъ принесетъ гораздо больше пользы дѣлу, если попробуетъ использовать свое вліяніе среди богатыхъ и знатныхъ мѣстныхъ фамилій, съ которыми состоитъ въ родствѣ. Ліонель отвѣчалъ, что въ такомъ случаѣ онъ не будеть пока настаивать на своемъ ходатайствѣ, но если откроются военныя дѣйствія, то снова напомнитъ о немъ генералу. На этомъ пока и остановились.