— А у нас каникулы, — отвечали они, — как хотим, так ими и распоряжаемся. И потом, — они оглянулись и прильнули ко мне справа и слева, встав на цыпочки, — у нас секрет, — зашептали в оба уха сразу, — хотим вместе с мамой… с работы…
Я сдался, и они убежали ваять «жаворонков». С мелкоштучными была запарка.
В конце работы меня позвали к директору. Я постучался и вошел. Весь «многогранник» в сборе. Как тогда, когда разбиралось заявление Ульяны-несмеяны об увольнении. Я сел слева от директора, поднял глаза и увидел своего бригадира. Она сидела наискосок от меня, и неестественная пунцовость на ее лице сменялась столь же неестественной бледностью.
— Что с ней? — шепотом спросил я у кадровички.
Та вздохнула, как о потерянном, и шепотом ответила:
— С бригады снимают…
Я не дослушал кадровичку и вскочил с места. Как я ораторствовал, защищая своего бригадира!.. Как возмущался!.. Как соловьем заливался!.. Как разорялся, протестуя против того, что ее лишают бригады!.. Как красноречиво доказывал — в запальчивости, в обиду им, поднявшим руку на моего бригадира, — что если и есть среди всех нас тот, кто достоин высших степеней отличия, то это Варвара Исмаиловна, наш бригадир, наш друг и брат…
На «брате» я поперхнулся, сообразив, что оговорился, но сил продолжать не было, и я, не исправив сказанного, опустился на стул. Поднял глаза и зажмурился, ослепленный директорским сиянием. Он светился весь — вместе со своей лысиной — и кивал мне, как видно благодаря за сказанное. Что за черт?
Директор встал и с удовольствием развернул плечи.
— Комсомол высказался, — сказал он, — кто против предложения комсомола?
— Какого предложения? — встрял я.
— Чтобы оставить вам бригадира, — мимоходом бросил директор. — Все против? В таком случае проходит предложение треугольника. Варвара Исмаиловна, принимайте ключи!
— Какие ключи? — метался я от соседа к соседу. — От чего ключи?
— От производства! — услышав меня, весело отозвался директор. — Знакомься, Варвара Исмаиловна, заведующая производством!..
Я, наверное, расцвел, как роза, потому что в лице и во всем себе почувствовал радостное жжение.
Весь стол потянулся к Варваре Исмаиловне. Но директор постучал, и все угомонились.
— Ваше предложение, — спросил директор нового заведующего производством, — кого вместо себя?
Моя мысль заметалась в поисках возможной кандидатуры. Интересно, гадал я, совпадет она с той, которую назовет Варя, или нет?
— Братишка! — сказала Варя, и я встал, решив, что она хочет со мной посоветоваться.
— Я — Братишка, — сказал я, но Варя и бровью не повела в мою сторону. Она смотрела только на директора и отвечала только ему.
— Бригадир — Братишка!
Да что она, с ума сошла, что ли? Глаза мои забегали. Я, как тонущий, молил о спасении и ни в ком не находил участия. Нет, кажется, кто-то кинул круг.
— Молодо!
Кадровичка! Я собирался ухватиться за спасательный снаряд, но директор тут же отвел его в сторону.
— Молодо, — сказал он, — но не зелено. Что же касается молодости, то, между нами женщинами говоря, ранний овощ дороже ценится. Принимай бригаду, Братишка! Это не просьба. Это уже приказ!
Уходя, я спросил об Ульяне-несмеяне.
— Уволена, — сказал директор, — согласно второй личной просьбе. Вот… — и он протянул телеграмму: «Прошу трудовую книжку Хабаровск востребования. Стрючкова». — Ишь ты, на слове «выслать» и то сэкономила.
…Дни, как годы. У каждого своя судьба. Это я не вообще о днях. А о днях своей личной жизни. Иногда они у меня безоблачны. Порой в одном лице дня и хмурость и веселость сразу. А бывает — сплошной мрак. И по событиям день дню не ровня. У иных их густо, а у другого пусто. Взять тот, который описываю. С утра, казалось, день так и пройдет, не проявив себя ничем из ряда вон выходящим. А он под конец кое-что приберег и на ночь еще оставил.
Проходная провожала нас, ночную смену, Государственным гимном. Июльская ночь, гася облаками звезды, заваливалась спать и слушала на сон грядущий радио. Телефон в проходной вдруг вскипел, как чайник, и пошел греметь, захлебываясь звоном. Вахтер снял трубку и, не дослушав, потому что трубка продолжала говорить, протянул мне. «…едленно к директору», — уловил я и спросил у вахтера:
— Кого?
— Тебя, — с уважением к голосу в трубке ответил вахтер, и я пошел.
Директор был один. Сидел, подперев голову руками, и не сводил глаз с какой-то бумаги. Протянул мне. «Акт технического предупреждения», — глазами прочитал я и, схватив все сразу, уяснил суть. Какой-то Мордовин, грозя дирекции аварийной ситуацией, требовал «остановить конвейер печи номер один для профилактического ремонта цепей».
— Мордовин? — я вопросительно посмотрел на поникшего директора.
— Инженер по безопасности, — сказал директор. — Уволился по собственному… Без меня. Суть не в нем. Суть в предупреждении. — Директор со значением посмотрел на меня. — Печь номер один!.. Выйдет из строя и…
— И атака захлебнется, — вслух грустно произнес я то, о чем подумал про себя.