Липецкие истории

Грусть. Грустить не надо. Не грусть должны видеть окружающие на твоем лице, а спокойствие. Спокойствие, от которого они бы успокаивались и смотрели на проблемы и окружающих их людей другими, спокойными глазами. Прежде, чем ответить они смогли бы проанализировать ситуацию. Они могли бы на минуту остановиться и оглядеться вокруг, наверстать упущенное и что-то изменить в своей жизни. Они бы поняли, что, в сущности, всё это суета сует.

Но люди смотрели на тебя и за пеленой своих мыслей не замечали ровным счетом ничего.

А ты просто шла. Шла вперёд. Шла своей дорогой.

Музыка составляет неотъемлемую часть твоей жизни. Она изолирует от мира. Помогает существовать вне его. Помогает выжить за его пределами. Удерживает мир над твоей головой, который в любую минуту может обрушиться на тебя, как только ты снимешь наушники. Он ворвётся в твою голову через ТВ, радио, газеты и журналы и перевернёт. Этот мир вокруг тебя свяжет, опутает тебя словно паутина и оставит лежать на мокром, от моросящего дождя, асфальте.

Поток людей, словно поток информации, который некому привести в порядок. Каждое утро он хлещет из подъездов, вытекая на дороги и улицы города. Он затекает в многоэтажные здания и вливается там в свой микропоток. Он затекает в общественный транспорт. Вечером он теряется в потоке огней фонарей и неоновых вывесок магазинов и супермаркетов.

Ты шла, а мимо мелькали лица тех, кто ежедневно создаёт, отдаёт и принимает информацию. Вот прошла женщина, мать семейства, уже с утра нагруженная сумками и держащая за руки двух крошек. Мужчина в начищенных до блеска туфлях (интересно, что у него за крем) и с барсеткой в руке, нервно набирающий другой рукой номер на сотовом телефоне, явно куда-то опаздывающий. Расхлябанной походкой тебя обгоняет (неужели ты так медленно идёшь, или может быть, мысли замедляют твой ход) парень с рюкзачком на спине, сплёвывая на ходу. Женщины и мужчины, дети и подростки – такие разные, жители одного города. Они могут даже не встретиться, могут не узнать друг друга в потоке.

Ты пересекла Соборную площадь и спустилась по лестнице. Его ещё не было. Да и тебя это не волновало. Ты, даже не таясь от самой себя, надеялась, что он не придёт. Но он пришёл. Каждая ваша встреча давалась тебе очень тяжело. Он говорил. Говорил обо всём, что знал и о чём догадывался. Шутил, смеялся и хотел, чтобы ты тоже смеялась, чтобы ты говорила с ним. Это было для тебя настоящим испытанием. Ты словно проходила все семь кругов ада. Ты не знала, какое чувство не даёт тебе сказать ему, что ты больше не хочешь с ним говорить, гулять, пересекаться в институте, но искренне ненавидела это чувство. Он хотел услышать от тебя слова, но они застревали в горле, голова пустела, не было ни одной мысли. В ней, как на чистом холсте, можно было рисовать всё, что угодно. Он хотел, чтобы ты смеялась, но при всём желании и напряжении лицевых мышц, оно либо оставалось неподвижным, либо изображало явно натянутую улыбку. Время тянулось медленно, и каждый раз ты думала, когда можно будет под каким-нибудь предлогом отпроситься домой. Больше всего ты боялась, что он пойдёт тебя провожать. И он пошёл. Тебе не хотелось плакать или что-то говорить, тебе хотелось бежать или кричать во всю силу. Тебе хотелось, чтобы лавиной обрушился дождь и смыл его с площади. Но дождя не было. Не было даже ни одного лица, сочувствующего тебе. Мимо прошли две девчонки с идиотскими ухмылками, старающимися выглядеть на семнадцать в свои явные тринадцать, ярко накрашенные и демонстративно поджигающие сигарету. Хотелось заорать им в лицо: «Что, завидуете?! Да чему тут завидовать!!! Забирайте его с собой!! И валите все вместе отсюда!».

Странно, но тебе стало значительно легче. Злоба ушла. Осталось лишь глухое раздражение где-то внутри. Глубоко внутри.

Вы попрощались у остановки. Точнее это он с тобой попрощался. Ты с ним попрощалась уже давно.

Ты шла домой и думала о прошедшей встрече. Ты была уверена, что нравишься ему. И ты твёрдо знала, что он тебе не нравится. Извечный вопрос: что делать? Как сказать ему, не обидев? Как поступить?