Снова было много писем и телеграмм, в том числе от бывших коллег и учеников, 86 поздравлений от учреждений и организаций. Особенно теплое письмо прислал Николай Астров:
«Дорогой Андрей Александрович!
Рад поздравить Вас с семидесятилетием – почетной, хотя и несколько грустной датой.
Ни разу, несмотря на долгое знакомство и пять лет близкой работы с Вами на Горьковском автозаводе в самые трудные годы – годы войны, я не говорил Вам в глаза комплиментов, но сегодня мне кажется это позволительным. Заранее прошу прощения за последующие, хотя и несколько напыщенные, но искренние слова.
Мы ни разу не ссорились с Вами, и ни разу не было между нами непонимания, всегда, и до войны, и когда мы работали вместе, и после, я любовался Вашей эрудицией, тонким пониманием самых сложных инженерных вопросов, блестящей памятью, способностями организатора, глубоким знанием производства и технологии и еще – чуткостью к людям, к их нуждам, заботливостью и отзывчивостью.
Много хорошего можно было бы вспомнить о нашей совместной работе, но главное, что сохранилось в памяти, – это наша дружба и полное взаимопонимание с полуслова. Уверен, что не только я, а и все работавшие с Вами испытывают к Вам чувства признательности и благодарности.
Искренне желаю Вам, дорогой Андрей Александрович, здоровья и никогда не покидавших Вас бодрости и непримиримости.
Такие же пожелания с теми же чувствами передают Вам наши конструкторы, испытатели и работники опытного производства».
В семье этим поздравлением дорожили особенно – все папки с приветственными адресами были сложены в стопку и хранились в шкафу, а папка с письмом Астрова лежала отдельно, в ящике письменного стола.
Ответное слово юбиляра было напечатано в газете «За передовую технику» 24 июня: «В связи с моим 70-летием я получил от многих организаций, заводов, научно-исследовательских институтов и втузов, а также от друзей и товарищей по работе телеграммы и письма с теплыми сердечными поздравлениями и пожеланиями. Оказанное большое внимание весьма меня растрогало и доставило много радости. Не имея возможности ответить каждому отдельно, я приношу через газету мою искреннюю душевную благодарность всем, кто так щедро одарил меня теплотой и лаской».
Полноценную нагрузку в должности замдиректора НАМИ Липгарт нес до октября 1969-го. А в МВТУ, на кафедре М-10 «Колесные машины», работа «по полной программе» продолжалась еще несколько лет. Двадцатилетие Липгарта (1953–1973) на кафедре вспоминают как целую эпоху. При нем были развернуты опытно-конструкторские работы по новым направлениям, резко возросло число аспирантов. Автор того самого стеклопластикового микролитражного купе, доктор технических наук Валерий Сергеевич Цыбин так вспоминал своего учителя: «Самое главное качество Липгарта – чрезвычайно высокий профессионализм. Он знал любые автомобили совершенно досконально. Он и от других требовал знания машины. Считал, что каждый автомобилист должен уметь ездить, должен “ощущать машину”… Требовал полной самоотдачи в работе, преданности делу».
Несмотря на огромный опыт выступления перед разными аудиториями, от водителей до руководителей государства, Андрей Александрович никогда не читал в своей alma mater лекций и вообще «теории» всегда предпочитал «практику». Его фраза «Если ты знаешь – ты можешь сделать, а если ты не можешь сделать – значит, ты не знаешь» стала крылатой. Липгарт резко возражал против прохождения практики студентами МВТУ на каком-то одном предприятии, ратовал за то, чтобы будущий инженер успел познакомиться с как можно большим количеством заводов. Коллег восхищало и поражало то, что профессор сам превосходно знал возможности всех автомобильных предприятий страны и мог мгновенно ответить, что именно под силу тому или иному заводу, а что – нет.
По примеру старых преподавателей ИМТУ, требовавших от студентов знания иностранных языков, Андрей Александрович также подчеркивал необходимость чтения в оригинале иностранной технической литературы, знакомства со всеми важными новинками зарубежной техники. Для того чтобы понять уровень будущего конструктора, Липгарту было достаточно задать ему один-единственный вопрос по чертежу. Сталкиваясь с бездарностью, он мог быть резким, нетерпимым. Бывший аспирант Липгарта Владимир Алексеевич Галашин вспоминал: «У Андрея Александровича был вовсе не ангельский характер, напротив, крутой, жесткий, если речь шла о разгильдяйстве, непростительном отношении к работе. Он не был лишен чувства юмора, но лишних, отвлекающих разговоров не любил».
Оставил заведование кафедрой он в 1973-м. 12 сентября этого года, будучи на даче, умерла Анна Панкратьевна – и в Липгарте как будто выключили что-то. Все, кто знал его, отметили: и без того немногословный, замкнутый Андрей Александрович стал еще более закрытым. Старая, еще по Дурперу соседка Елена Алексеевна Уткина вспоминала, как он справлялся с горем сразу после утраты: