Читаем Липяги. Из записок сельского учителя полностью

Причин для радости я пока не находил. Вот уже около двух недель наш полк топчется на месте. Недели две назад мы получили приказ: форсировать Волхов и создать на левом берегу реки плацдарм. После небольшой артподготовки пехотинцы перешли скованную льдом реку. Им удалось закрепиться в крохотном лесочке. Чтобы развить успех, в брешь устремились и другие полки дивизии. Однако за две недели боев мы не продвинулись далее ни на шаг. Впереди, за леском, который мы оседлали, возвышалась железнодорожная насыпь. А справа, открывая наши фланги, виднелось приречное село Зеленцы.

Немцы разобрали полотно железной дороги, а из рельсов понаделали в насыпи дотов. В дотах стояли крупнокалиберные пулеметы, а в ходах сообщения, вырытых вдоль насыпи, засели автоматчики.

Пулеметы и автоматы скашивали все. Немцы не жалели патронов. За то время, пока мы сидели в лесочке, он поредел настолько, что в нем уже негде было укрыться воробью — не то что полкам со своим хозяйством. Поредели не только сосенки, но и наши батальоны, ходившие по два раза в день в безуспешные атаки.

— Квадрат сорок пять знаете? — перебил мои размышления полковник.

— Так точно! Наши пушки стояли там.

— Хорошо. Теперь глядите сюда. — Мы склонились над картой. — Свернув с переправы, вы пойдете вот этой просекой. В конце ее, на самом берегу Оскуя, возьмете влево. Пройдете двести метров в глубь леса… И там увидите… В общем, там сами увидите!.. А скорее всего вас окликнет часовой. На всякий случай вот вам пароль.

Полковник назвал пароль и сказал, чтобы я отыскал командира подразделения и вместе с ним уточнил пристрелочный репер.

— Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

Я взял связного, и мы отправились. Через какие-нибудь тридцать минут мы были уже на месте, указанном полковником. Вот эта просека. Уже виден Оскуй. Вдруг на сосне я заметил фанерную табличку с надписью «Хозяйство Лузянина».

— Нам сюда! — сказал я связному.

Не успели мы пройти несколько шагов в глубь леса, как нас окликнул часовой. Я отозвался паролем. Тотчас же, будто из-под земли, рядом с нами оказался солдат — молоденький, курносый, в тулупе белой дубки, в катанках.

— Следуйте за мной! — обронил он и повел нас дальше.

Мы вышли на просторную поляну. На опушке ее, где еще недавно находились наши огневые позиции, прикрытые заснеженными еловыми ветвями, стояли «катюши». «Одна, две, три… — считал я в уме. — Мать честная, целый дивизион!» И мне сразу стала понятна причина хорошего настроения полковника.

Часовой привел меня к землянке командира дивизиона. Обо мне доложили. Я вошел к командиру. Навстречу поднялся высокий грузный майор. Он как-то неумело или нехотя козырнул в ответ на мое приветствие и тут же по-свойски протянул руку:

— Садитесь, лейтенант.

К столу сели еще несколько командиров, и мы все вместе стали уточнять пристрелочный репер. Когда все было готово, майор сказал:

— А теперь пойдемте и глянем на все это в натуре.

Он взял с собой двух радистов, и мы отправились на наш артиллерийский НП. Наблюдательный пункт находился на левом берегу Волхова, у самых Зеленцов. Отсюда хорошо просматривалась и насыпь, и село. Я показал майору наиболее важные огневые точки противника. Мы уточнили с корректировщиками репер и угол склонения. Майор связался по радио со своим пунктом наведения, объяснил все, что надо, и мы пошли обратно.

Нам удалось благополучно выбраться из лесочка, простреливаемого автоматчиками. По невысокому прибрежному откосу мы спустились к Волхову. Теперь нам не страшны были пули автоматчиков. Мы шли и разговаривали. Во мне пробуждалась гордость, что это именно я иду рядом с командиром «катюш». На фронте только и разговору было о новом этом оружии, но никто пока не видел гвардейских минометов в работе.

Мы были уже на середине реки, когда я услышал за спиной, в стороне Зеленцов, тупой удар о землю. Миномет! Я не успел крикнуть: «Ложись!» — как в тот же миг над нашими головами завизжали мины и тут же: трах, трах, трах…

Мы залегли. Лежа на снегу, я подумал, что нет ничего более страшного, чем быть застигнутым минометным обстрелом посреди реки. Ни бугорка вокруг, ни елочки. Ровный, как скатерть, лед, слегка припорошенный снегом, и где-то вдали маячит спасительный берег. Мы лежали, уткнувшись лицом в снег, а вокруг нас бушевало море огня. Мины рвались беспрерывно. После каждого взрыва на снегу оставались оспенные язвы воронок.

— Ну и дают, елки-палки! — воскликнул майор.

И лишь услышал я эти «елки-палки», как мне вмиг вспомнилась степь за Неновым. Черные валки скошенной вики, кобылка, сбрасывающая хомут. «Это мы мигом, елки-палки!..», «Передайте, что так сказал Лузянин…»

— Майор! — крикнул я. — Перебегайте в воронку.

Трах-трах…

— Майор?!

Майор молчал. Я поднял голову. Майор лежал в двух шагах от меня. Полушубок и ватные брюки его были изодраны осколками.

Я подбежал к нему. Подбежали радисты и мой связной.

Мы приподняли его.

— Ничего… спину только ожгло… — проговорил майор, и тотчас же я почувствовал тяжесть обмякшего тела на своих руках.

Майор потерял сознание.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза