Читаем Липяги. Из записок сельского учителя полностью

— Ха! Хитер этот купчишка! С каждого куска материи хотел содрать по три рубля чистой прибыли!

Серебровский ушам своим не верит: как это, без карандаша и бумаги — и сразу же и ответ! Он отыскивает еще более трудную задачку. И снова Тит Титыч, прочтя условие, недолго хмурит лоб. Он почти тут же возвращает учебник обратно директору и, уперев руки в колени, говорит:

— Вранье все! Не могло быть такого, чтобы земство за один лишь год открыло в губернии двадцать школ. Ведь не случайно Ленин назвал земства «пятым колесом в телеге русского государственного управления»…

И пошел, и пошел!

Тут же тебе целая лекция о «Записке» Витте, о споре между Витте и Горемыкиным, о краснобайстве земских либералов…

5

Как же было не гордиться Серебровскому таким учеником! Любовь Александра Михайловича к Минаеву особенно усилилась после того, как Федор наш, окончив школу, поступил в техникум. А Серебровский хотел, чтобы Федор окончил десятилетку.

Я очень хорошо помню, как шли у нас в семье толки по поводу желания Серебровского. Десятилетка была одна на всю округу, в районном центре. Поместить туда Федора, значит, надо платить за проживание в интернате, давать ему денег на еду. Тяни три года лямку, а все из-за чего? Окончит десятилетку, а там — институт. Там лямка потрудней.

Матери хотелось как можно скорее довести Федора до дела, чтобы других ребят успеть выучить. И Федьку, вопреки воле директора, определили в техникум. С поступлением Федьки в техникум Серебровский окончательно охладел к нему. И уже всю свою любовь Александр Михайлович обратил на Тита Титыча.

Семья у Минаевых, как я уже сказал, большая. Матери не под силу было определить Титка в интернат. Серебровский понимал это. Он взял Тита Титыча под свою опеку. Директор самолично отвез его в интернат и наказал знакомым учителям, чтобы они доглядывали за его любимцем. Из каждой получки Серебровский отправлял в район перевод — очередной взнос за содержание Тита Титыча в интернате.

Дочка директора Лариса зимой в стоптанных валенках бегала, а он, бывая по делам в районе, всякий раз покупал что-либо своему подопечному: то рубаху, то ботинки, то шапку-ушанку.

Купит подарок и отнесет его Минаеву, в интернат.

Поначалу в Липягах было много толков и кривотолков из-за этих подарков. В любом селе есть люди, которые во всем видят корысть. И у нас, в Липягах, нашлись. «Эт-та директор наш жениха своей дочке облюбовал. Тита Титыча небось в зятья себе готовит — оттого так ублажает его…» — скажет какая баба у колодца. Но тут же соседка оборвет ее: «Брось, мол, Полюшка, нести напраслину! Али директор и тебе не помогал? Небось как лошадка нужна — так к нему. Как в избе протопить нечем — так опять к нему…»

И вправду: надо быть неблагодарным человеком, чтобы обвинять Серебровского в какой-либо корысти. Потому как не было в Липягах человека более бескорыстного, чем бывший наш директор. Сколько он добра сделал людям; сколько он денег им передавал — никто тому счета не вел. Случись, бывало, у кого несчастье — корова ли пала, дом ли сгорел — вот, глядь, к нему директор стучится. Зайдет, про ребят, если есть, поговорит, а потом, уходя, положит на стол конверт.

— Вот, Татьяна, возьми. Там триста рублей. Может, еще кто подсобит. Купишь ребятам коровенку. Дал бы больше, да нет теперь…

И деньгами, и торфом — все, что мог, отдавал людям Серебровский. Керосина нет в лавке — в школу бегут: «Александр Михайлович, одолжи взаймы!» Лошадь нужна, заболел ли кто, огород ли вспахать, — и за лошадью к нему.

Директор был хозяйственный человек. При школе он лошадь содержал. Торф из Городка привезти, уборные почистить, вспахать пришкольный огород, — в любом деле без лошади как без рук. Ефан, наш сосед, что за листом в Погорелый раньше нас всегда успевал, — этот самый Ефан служил при школе конюхом. Тихий мужик, исполнительный. Душа в душу были они с директором. После войны оно ведь как было: у кого ребята подсобляли, те огороды лопатами копали, а если-бабенка одна — разве ей лопатой с огородом управиться? В колхозе лошадей мало; да и те, что есть, — едва ноги таскают. Поди, попроси лошадь у нашего отца — Василия Андреевича. «А на чем артельную землю пахать? — скажет он. — Трактора — вон они: у Подвысокого, в репейнике валяются. Лошадей кормить нечем. Хоть обчественную землю успеть вспахать, а вы — огород?!»

У Серебровского тоже была «обчественная» земля: пришкольный участок. Всю войну с этого огорода ребята раз в день получали горячую пищу: кулеш, суп картофельный, пюре. Директор поддерживал детей чем мог. И вот что интересно: Серебровский и со школьным огородом управлялся, и бабам-солдаткам успевал помочь. Составит он Ефану списочек, у кого из бабенок детей малых много или обессилел кто, и накажет, чтобы Ефан вспахал им огороды. И конюх в точности все исполнял.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза