Липяги. Из записок сельского учителя

Вернется он после болезни в школу, сядет за парту и сидит весь день, не выходя в коридор. В коридоре на переменах, известно, толкучка, свалка. Что там делать Титку с его больными ногами? Вот и сидит он весь день, не выходя. Заглянешь в дверь, а из-за парты только его большущая головища виднеется. Сидит он, нервно кусая свои тонкие губы, и от нечего делать решает задачки.

Раз от разу, от одного приступа болезни к другому, Минаев становился все отчужденнее, все замкнутее. Раздражительным становился, озлобленным. Как что не по нему, так в дрожь его сразу! Шея нальется кровью, глаза загорятся, — поведет он ими туда-сюда — страх, да и только! И в школе, и дома все трепетали перед ним. От постоянного угождения ему, обездоленному и обиженному судьбой, вырос Титок этаким маленьким деспотом.

В семье он был старшим. Отец его, тихий, узкоплечий мужичишка, работал в Бобриках, на строительстве химкомбината. Сначала в отход туда ходил, а потом будто и насовсем прилепился, приезжал домой лишь в отпуск. Мать весь день в колхозе; брат меньшой — Толик — подслеповатый, услужливый, и еще три сестренки — они все перед ним трепетали. Лучший кусок за обедом — Титку, ибо он больной, богом обиженный. Новый пиджак сшили— тоже ему. За водой к колодцу Титок никогда не ходил, по дому ничего не делал. Сядет он уроки делать, чтобы муха не смела летать! Все ходят на цыпочках — тише воды, ниже травы.

А если чуть что, шум или разговор затеют сестренки, — он хвать махотку с молоком, солонку или еще что под руку попадет да об пол!

Каждый его каприз, каждое его желание исполнялось в семье незамедлительно.

Надо сказать, что такое отношение к нему вызвано было не одним страхом: оно, в какой-то степени, основывалось и на уважении к нему.

Тит Минаев подавал большие надежды. Об этом в один голос говорили все учителя. Особенно восхищался его успехами директор наш Александр Михайлович Серебровский.

4

Как это часто случается с детьми, страдающими тяжелыми недугами, отсутствие подвижности у Тита Минаева восполнялось быстрым умственным развитием. В шестнадцать лет Тит Титыч (его рано стали величать по имени и отчеству) поражал всех глубиной своих знаний, кругозором и начитанностью. Своей эрудицией он забивал порой учителей; и многие преподаватели побаивались лишний раз вызывать его к доске, а выводили четвертные отметки без спроса, по контрольным работам, которые он всегда писал блистательно. Бывают скромные эрудиты; они не выставляют напоказ своих знаний, а держат их до случая про себя. Тит Титыч не принадлежал к таковым. Он любил подшутить над учителем, съехидничать, задав трудный вопрос. У него не по годам было развито чувство сарказма, оттого преподаватели несколько недолюбливали Минаева.

Из всех учителей, пожалуй, лишь один Серебровский пользовался у Тита Титыча незыблемым авторитетом. Любовь их была взаимной. При всяком удобном случае Александр Михайлович выпускал своего любимчика, чтобы тот показал «этим шкетам», как надо решать задачки. Случится, несколько учеников подряд не могут у доски решить какую-нибудь каверзную задачку или доказать теорему. Измучившись с «неучами», Серебровский вызывает Минаева. Прихрамывая, Тит Титыч не спеша выйдет к доске, одернет сзади рубаху, пошмыгает своим утиным носом, продлевая удовольствие, и примется наконец за задачку. Он четко повторит условие, объяснит, какие вопросы следует поставить, и, резко постукивая мелком по доске, тут же начнет решать. Написав ответ или доказав теорему, он непременно приведет еще несколько вариантов решения этой задачки или доказательств теоремы, чем вызовет тайную зависть ребят и неподдельную, детскую радость Серебровского. Пожалуй, только вот в такие радостные минуты мы и видели, что во рту у нашего директора один-единственный зуб…

Ни разу в такие ответственные моменты с Титом Ти-тычем не случалось конфуза: ни запинки в объяснениях, ни описки в ответе! Еще бы! Ведь Минаев перерешал все До единой задачки из гимназических учебников директора. Притом что интересно: решая задачки, он не потел, как наш Федька, он решал их с завидной легкостью, зачастую без карандаша и бумаги, в уме.

Вот приведет его Серебровский к себе. Александр Михайлович сам накроет стол к чаю. Для Федора чаепитие— мука-мученическая. Он ждет не дождется, когда наконец директор достанет задачники. А Тит Титыч нисколько не стесняется. Он сам добавляет себе сахару в стакан, чтобы было послаще; шумно чавкая, грызет сухари. Он пьет стакан за стаканом. На широком лбу его выступит пот, а он все подливает. Напившись чаю, Минаев перевернет чашку кверху донышком и, вытирая пот рукавом рубахи, скажет:

— Ну и надукался!

Серебровский садится рядом со своим учеником, открывает задачник и долго перелистывает его, отыскивая задачку потруднее, позаковыристее. Наконец он отыскал такую. Отметив ее, Александр Михайлович пододвинет Титу Титычу бумаги лист, карандаш, на всякий случай предупредит, что задачка трудная, с секретом. Титок пошевелит губами, читая условие, сдвинет брови, глазами поводит туда-сюда и вдруг: