Пробуждение оказалось таким внезапным, словно меня окатили холодной водой. Рядом сидела Бастет, глаза которой в сгустившихся сумерках темной комнаты горели, как два зеленых фонаря на круглой мордочке.
– Снова что-то снилось? – спросила она, внимательно глядя на меня.
– Угу. Опять эта пристань. И меня кто-то искал.
– Кто же?
– Не знаю. Как всегда, не успела увидеть.
– Ты, кстати, говорила сейчас во сне, – сообщила мне моя питомица.
Ну вот, опять! Что со мной происходит в последнее время? Разговоры эти загадочные…
– А что я говорила?
– Я не поняла, – ответила Бастет. – Это вообще не эсфирани.
– Может быть, эльфийский иллириэль? Я же знаю его немного.
– Не-а, не он, – покачала Бастет головой. – Слушай, а где тот листок, на котором близнецы нацарапали транскрипцию твоих прошлых говорилок?
Открыв ящик прикроватной тумбочки, я достала тот самый листок, сложенный пополам, и начала читать вслух написанные на нем слова. Бастет внимательно меня слушала, слегка наклонив остроухую голову.
– Герда! – воскликнула моя питомица. – Это тот самый язык, на котором ты говорила сейчас! Некоторые слова повторяются! Ты говоришь во сне почти одно и то же!
– Так-с, – пробубнила я, вставая с кровати и надевая домашнее платье. – Это уже становится слишком навязчивой штукой, чтобы это игнорировать или чего-то выжидать.
– И что мы будем делать? – задала мне вопрос Бастет.
– В любой непонятной ситуации идем к папе или деду. Раз папы рядом нет, собираемся в Сноугард.
Я черканула записку, в которой сообщила, что сейчас приду, и попросила настроить для меня портал перехода. Сама я еще не освоила науку обращения с пространственной магией. Насколько помню, сегодняшний вечер они с бабушкой планировали провести дома. Ответ появился через десять минут. Дедушка подтвердил, что они с бабушкой сегодня в усадьбе одни и никуда не планируют уходить. К тому времени я уже успела причесаться, убрать волосы в низкий пучок и переодеться в платье с рукавами. Накинула на плечи теплую шаль. В Северной империи в начале ноября снег уже лежал плотным покрывалом. В теле еще ощущалась некоторая слабость, но ломоты и температуры как не бывало.
– Бежим скорей в прихожую, – поторопила я свою питомицу. – Дед строит порталы на раз-два.
Именно в прихожей у нас, как и у подавляющего большинства жителей империи, находилась площадка прибытия или отбытия, которую еще называли портальной. По сути – небольшой участок пола, отделанный более темной немаркой плиткой с ковриком для обуви. Золотистое сияние возникло словно из ниоткуда, и затем, превратившись в шар, стало увеличиваться в размерах, пока не стало похожим на овальное окно, через которое виднелся сияющий золотым светом коридор перехода. Мы с Бастет вошли в открытое окно портала и через три минуты уже стояли в прихожей дедушкиного особняка.
– Милая, что же ты раньше не предупредила, что придешь сегодня в гости! – всплеснула бабушка руками, едва меня встретив. – Я бы что-нибудь вкусненькое испекла или попросила бы нашу помощницу приготовить твой любимый рулет из курицы или сливочный суп с креветочками. Ну, ничего, кое-что у нас все-таки имеется после бала.
Кое-чем оказался целый стол, заставленный так, словно сейчас дедушка с бабушкой ждут на торжественный обед самого императора с целой свитой. В принципе, так было всегда. Еще никогда мне не удавалось уйти из этого дома голодной.
– У тебя что-то случилось или ты просто в гости зашла? – спросил у меня дедушка, когда мы все вместе пили чай.
Бастет блаженно развалилась на окне, глядя на тихо падающий снег.
– И то и другое, – ответила я, нащупывая в кармане тот самый листок. – Тут такое дело… В общем, с недавних пор домашние подмечают, что я разговариваю во сне…
– Так это у нас семейное! – воскликнула бабушка. – Твой дед недавно во сне ругался на своего помощника по финансам. Да еще как ругался! О-го-го! Мама не горюй! Можно смело браться за составление большого матерного словаря.
Я не могла не засмеяться.
– Дело в том, что я разговариваю не на языке эсфирани, а на каком-то мне неизвестном.
– А это уже интересно, – промолвил дед.
– Не то слово. Знать бы еще, что я говорю. Вот я и пришла, потому что кому, как не вам, сотни лет проработавшим со словесностью, знать многое о других языках. Бригитта с Марнемиром недавно записали мою болтовню транскрипцией эсфирани, – и я протянула дедушке листок.
– Вот-то мне еще… Два шпиона императорской тайной канцелярии, – пробормотал дед.
Вместе с бабушкой они принялись внимательно вчитываться в строчки, торопливо нацарапанные Марнемиром. Не прошло и минуты, как брови бабушки удивленно поползли вверх.
– Вот так дела, – тихо промолвила бабушка, переводя взгляд с меня на листок.
– Это земной? Шведский, не так ли? – спросил у нее дедушка, на что бабушка кивнула:
– Очень похоже.
Теперь уже настал мой черед удивляться. Потому что я не знала этого языка! Вот прям ни словечка! Из всех земных языков я могла более-менее сносно говорить только по-русски, потому что этот язык, имея русские корни, знает мама.
– И ты это, значит, во сне говорила? – уточнил дедушка.