Иль беотиец Гемон над могильным холмом Антигоны
Разве меча своего, горестный, в грудь не вонзил,
Разве костей не смешал с костями девы несчастной,
Не пожелав без нее в отчие Фивы идти?
Кровью твоей и моей должен быть меч обагрен.
Хоть для меня эта смерть и будет позорною смертью,
В смерти позорной моей сгинешь со мною и ты.
Даже и славный Ахилл, любимой подруги лишенный,377
На побережье морском он видел бегущих ахеян,
Видел, как Гектор поджег факелом лагерь дорян,
Видел растерзанный труп Патрокла на поле сраженья,
Как разметались его кудри в кровавом песке.
Вот как терзает сердца боль разоренной любви!
Но, когда пленницу вновь запоздалая кара вернула,
На гемонийских конях Гектора он повлачил.
Так как я ниже его и по матери и по оружью,
Диво ль, что вправе Амур торжествовать надо мной?
Тем, кем он стал, я нередко бывал; но случай — и мигом
Этого выкинут вон, станет милее другой.
Двадцать лет Пенелопа смогла прожить одиноко,
Хоть и достойна была всех женихов без числа;
Все распускала она за ночь, что соткано днем.
Хоть не надеялась вновь она увидаться с Улиссом,
Но ожидала его все же до старости лет.
И Брисеида, обняв бездыханное тело Ахилла,
И окровавленный труп своего господина омыла
На Симоэнта песке желтой струею воды,
Волосы пеплом себе покрыла она и Ахилла
Мощные кости своей слабой рукой подняла.
Да и скиросской вдовы Деидамии с тобой.
Греция в те времена детьми справедливо гордилась,
Даже на бранных полях жил благодетельный стыд.
Ты ж не смогла переждать, безбожница, ночи единой,
Больше того: хохоча, вы кубки с ним осушали,
Может быть, и надо мной вы насмехались вдвоем.
Ищешь теперь ты того, кто первый сам тебя бросит:
Пусть же — о боги! — тебе дан будет этакий муж.
В дни, как твоей головы Стикса коснулся ручей
И у одра твоего мы — друзья — стояли, рыдая.
Молви мне, ради богов, где был, изменница, он?
Что, если б я, как солдат, задержался у Индов далеких
Но вам легко сочинять и речи свои, и обманы:
В этом лишь деле одном женщина вечно хитра!
Сирт не меняется так в неверном ветров дуновенье,
Так не трепещет зимой бурей колеблемый лист,
Будь ли причина важна, будь ли причина смешна.
Ныне, коль мило тебе такое решенье, — я сдамся.
Мальчики, шлите в меня тучи отточенных стрел
Наперебой! Спасите меня от этакой жизни!
Звезды свидетели мне, и утренний иней, и двери,
Что открывались порой тайно, несчастному, мне.
В жизни милее тебя ничего для меня не бывало:
Будешь такой и теперь, хоть и враждуешь со мной.
Коли не быть мне твоим, буду навеки один.
Если же вместе с тобой мы блаженные прожили годы,
Пусть в объятьях твоих окаменеет другой!
Знай же, фиванцев вожди в старину не злейшим оружьем
Если б мне только пришлось с тобой перед девой сразиться,
Смерти бы я не бежал, лишь бы погибнуть тебе!
На Геликоне пора нам иные слагать песнопенья
И гемонийских коней выпустить в поле пора.
Любо мне вспомнить теперь могучую конницу в битвах,
Любо мне римский воспеть лагерь вождя моего.379
Смелость: в великих делах дорог дерзанья порыв.
Пусть молодежь воспевает любовь, пожилые — сраженья:
Прежде я милую пел, войны теперь воспою.
Ныне с подъятым челом хочу выступать я важнее
Ввысь, о душа, вознесись от низменных песен; воспряньте,
О Пиэриды: теперь подвига просят уста.
Бросил хвалиться Евфрат парфянскою конницей ловкой
И о захвате двоих Крассов380
жалеет теперь;Затрепетал пред тобой вольных арабов предел.
Если ж какой-нибудь край на конце утаился вселенной,
Скоро познает и он мощь твоей властной руки.
В этот я лагерь пойду. И, славя твой лагерь, великим
Как богомолец, главы не доставши у статуй высоких,
Робко к подножью кладет им принесенный венок,
Так, неспособный сейчас вознестись до хвалебного гимна,
Я на свой скудный алтарь ладан ничтожный кладу.
Лишь из Пермесса всегда воду давал мне Амур.381
Будь ты воспета другим иль будь неизвестна — не важно:
Пусть тебя хвалит, кто рад зерна кидать на песок.
Верь мне, все груды даров с собой унесет на носилках
Сразу же сумрачный день, день роковой похорон.
И не промолвит никто: «Здесь поэтесса лежит».
Кто бы впервые ни дал Амуру обличье ребенка, —