Сам суперкарго[74] мингер ван КукСидит, погруженный в заботы.Он калькулирует груз корабляИ проверяет расчеты.«И гумми хорош, и перец хорош, —Всех бочек больше трех сотен.И золото есть, и кость хороша,И черный товар добротен.Шестьсот чернокожих задаром я взялНа берегу Сенегала.У них сухожилья — как толстый канат,А мышцы — тверже металла.В уплату пошло дрянное вино,Стеклярус да сверток сатина.Тут виды — процентов на восемьсот,Хотя б умерла половина.Да, если триста штук доживетДо гавани Рио-Жанейро,По сотне дукатов за каждого мнеЗаплатит Гонзалес Перейро».Так предается мингер ван КукМечтам, но в эту минутуЗаходит к нему корабельный хирургГерр ван дер Смиссен в каюту.Он сух как палка. Малиновый нос,И три бородавки под глазом.«Ну, эскулап[75] мой! — кричит ван Кук, —Не скучно ль моим черномазым?»Доктор, отвесив поклон, говорит:«Не скрою печальных известий.Прошедшей ночью весьма возрослаСмертность среди этих бестий.На круг умирало их по двое в день,А нынче семеро пали —Четыре женщины, трое мужчин.Убыток проставлен в журнале.Я трупы, конечно, осмотру подверг.Ведь с этими шельмами горе.Прикинется мертвым, да так и лежитС расчетом, что вышвырнут в море.Я цепи со всех покойников снялИ утром, поближе к восходу,Велел, как мною заведено,Дохлятину выкинуть в воду.На них налетели, как мухи на мед,Акулы — целая масса.Я каждый день их снабжаю пайкомИз негритянского мяса.С тех пор, как бухту покинули мы,Они плывут подле борта.Для этих каналий вонючий трупВкуснее всякого торта.Занятно глядеть, с какой быстротойОни учиняют расправу.Та в ногу вцепится, та в башку,А этой лохмотья по нраву.Нажравшись, они подплывают опятьИ пялят в лицо мне глазищи,Как будто хотят изъявить свой восторгПо поводу лакомой пищи».Но тут ван Кук со вздохом сказал:«Какие ж вы приняли меры?Как нам убыток предотвратить,Иль снизить его размеры?»И доктор ответил: «Свою бедуНакликали черные сами.От их дыханья в трюме смердитХуже, чем в свалочной яме.Но часть безусловно подохла с тоски, —Им нужен какой-нибудь роздых.От скуки безделья лучший рецепт —Музыка, танцы и воздух».Ван Кук вскричал: «Дорогой эскулап!Совет ваш стоит червонца.В вас Аристотель[76] воскрес, педагогВеликого македонца!Клянусь, даже первый в Дельфте мудрец[77],Сам президент комитетаПо улучшенью тюльпанов — и тотНе дал бы такого совета!Музыку! Музыку! Люди, наверх!Ведите черных на шканцы,И пусть веселятся под розгами те,Кому не угодны танцы!»