Лис

– Я и не волнуюсь, – отрезал Эльгиз. – С Гутионовым разберемся. Спасибо!

«Роман Викентьевич» – насмешливо повторил он про себя. Еще и не таких ломали.

•

– Слышали? В университете новый театр! – глаза Лиды Архиповой, второкурсницы, блестели.

Тагерт хмыкнул: тоже мне новость.

– Слышал, Лида. Я же сам его и создал. С возвращением на планету Земля!

Собеседницу его слова ничуть не смутили, скорее, подзадорили:

– Да нет! Совсем новый – Али Углановой.

– Прекрасная новость, – он улыбнулся, сознавая, что актерствует. – Один театр хорошо, а два лучше.

Сергей Генрихович вдруг сообразил, что после премьеры «Одиссея» ни разу не говорил с Алей, видел пару раз издалека, мельком. И та публикация в газете, где Угланову объявили режиссером его, Тагерта, постановки…

Разумеется, Алевтина с самого начала хотела быть режиссером, а вовсе не помощником, притом разбиралась в театральных делах куда лучше Тагерта. Теперь у нее есть возможность ставить собственные спектакли, и актеры из «Лиса» могут уйти к ней. Что ж, пускай. Он не обидится, не сочтет их уход предательством. В конце концов, театр держится не на лояльности труппы, а на яркости постановок и успехе у зрителя. Даже если все актеры уйдут к Углановой, он наберет будущих первокурсников, и с ним останется Костя Якорев. Якорев к Але не уйдет, если только его не потащит Марьяна. Но Марьяна не такая, она не интриганка, это на нее не похоже.

Вряд ли ректорат прикажет отказаться от «Лиса». Значит, нужно сочинить новую комедию, остроумнее и смешнее прежней. Тагерт поймал себя на том, что мрачнеет при мысли о будущей веселой комедии, как полководец накануне заведомо проигранной битвы.

•

Сбор справок и выписок занял две недели. Комиссия хотела получить полное досье на каждого кандидата с самого его рождения. В каких только углах города Тагерт не побывал за эти дни! Глухие дворы в глубине Михалковских переулков, проезд под стенами мертвого завода, рассеченного ржавыми рельсами железнодорожной ветки, тупик за гаражами рядом с Загородным шоссе.

Наконец с пухлой пачкой документов Тагерт приехал в жилищную комиссию на Сухаревскую. После часа ожидания в коридоре (по которому изредка проплывали чиновницы и чиновники, каждый из них обладал властью дать ему квартиру или отказать) он вошел в небольшой кабинет, где за столом сидела женщина лет пятидесяти с ярко накрашенными губами, в каске ровно залитых лаком светлых волос. Она долго проверяла документы (несколько раз сердце Тагерта падало при мысли, что какой-то справки недостает), затем, мельком взглянув на посетителя, сказала:

– Честно говоря, у нас полно семейных, многодетных кандидатов. Квартира на одного – не знаю. Всякое бывает, но не в первую очередь.

– Но вы примете документы? – упавшим голосом спросил Тагерт.

– Принять примем. А дальше – как решит комиссия.

Он силился настроить мысли на смирение («как будет, так будет»), но получалось плохо. Если даже сейчас, при помощи университета, не вырваться из коммуналки, потом уже не вырваться никогда. Конечно, квартиру могут получить и соседи – они-то полноценная семья. Хотя к тому времени Вадик подрастет, старшие переедут, а Вадика оставят здесь, чтобы комната не пропадала.

Сейчас Вадику четырнадцать. Возраст подростка-бунтаря. Против отца он бунтовать не решается, пока воюет с матерью, с Тагертом здоровается через раз. А когда-то был дружелюбным фантазером, единственным из соседей, кто относился к Тагерту с доверчивым интересом. По дороге от метро Сергей Генрихович невольно замечал, как много окон в обступающих его домах. Тысячи, миллионы людей заслужили право ходить по собственной квартире, читать на кухне, звать гостей, и только ему ни за одним из окон нет места.

Он открыл дверь в комнату, не разуваясь, поставил портфель на диван с потертой синей спинкой. И тотчас вспомнил, что собирался зайти в магазин, купить кофе, сыр: холодильник второй день пуст. Тагерт потянул ящик письменного стола. Здесь в разорванном портмоне хранились деньги. Портмоне зевнуло шелковистыми клетчатыми пазухами. Денег не было. Холодок пополз по затылку, шее, спине. До зарплаты дней десять, Сергей Генрихович отчетливо помнил, что у него оставалась тонкая стопка купюр, на которые можно свободно прожить пару недель. Он лихорадочно обшарил карманы, нашел сотенную бумажку и монет рублей на двадцать. Примерно половину того, что собирался потратить в магазине. Понимая, что поиски напрасны, панически открывал все ящики стола, вытряхнул портфель, проверял карманы других костюмов. По нулям!

Он глянул на дверь. В двери имелся замок, но Тагерт никогда не запирал комнату на ключ: казалось, так он унижает себя и соседей недоверием. Интеллигент-идиот! Куда делись деньги? Олег с Аленой ушли на работу раньше Тагерта, а ту сотенную бумажку, что сейчас лежала в кармане, он вынул из кошелька именно утром. Дома был только Вадик. Возможно, к нему забегал кто-нибудь из друзей.