Лис

Он повернулся и пошел обратно к университету. Нерастраченная сила ярости требовала выхода, это сводило с ума. Эльгиз достал из сумки Викину тетрадку с конспектами и хотел шваркнуть ей оземь, чтобы та разлетелась на все свои сорок восемь страниц. Но и теперь рука остановилась на полпути. Как потом разговаривать с Викой? И в группе никто этого никто не поймет и не одобрит. Хотя какое ему дело до группы? Он сунул тетрадь в сумку, достал из кармана кастет и с размаху швырнул его через высокую изгородь куда-то на территорию зоопарка. Звука падения он не услышал.

•

Год без малого Водовзводнов жил, прислушиваясь к своему выздоровлению. Здоровье – негласный атрибут власти. Больные правители теряют авторитет, ведь власть есть сила. Год назад он лег во франкфуртскую клинику, после чего два месяца не показывался никому на глаза. Понемногу набирал вес, отращивал волосы, совершал короткие прогулки по дорожкам подмосковного пансионата. Только когда щекам вернулся прежний цвет, окрепла походка, в глазах появился обычный иронический блеск, Игорь Анисимович решил: пора на работу.

Он физически нуждался в хороших новостях. Преображение университета – по его воле – казалось еще одним признаком возвращающегося здоровья. С будущего года откроются два новых факультета, появился департамент по работе с иностранными студентами, театр, свой спортзал. Водовзводнов безотчетно поторапливал окружающих: больше перемен, больше нововведений, еще молодости, радости, силы!

На утреннем приеме в кабинете встречался с главным дирижером Большого театра, с председателем Ингосстраха, с зампредом Центробанка. Беседуя с посетителями, невольно приглядывался: воспринимают ли его как здорового, как прежнего? Пришлось принять и латиниста – тот уже неделю посылал сигналы, мол, дело неотложное. Значит, не за похвалами рвется. Тагерта он принял последним – невелика птица.

Они виделись не так давно, с полгода назад, и тогда, помнится, Тагерт испортил настроение своим сочувственным видом. Игорь Анисимович предпочел бы, чтобы никто не замечал в нем никаких перемен. Но сегодня сам посетитель выглядел взъерошенным, осунулся, впору о здоровье справляться.

– Поздравляю с новым назначением, – произнес Водовзводнов. – Вижу, хлопот хватает?

Латинист пробормотал слова благодарности, притом больше благодарил за помощь с квартирой.

– Собственно, с тем и пришел, Игорь Анисимович. Не знаю, сладится ли дело без вашего участия.

Рассказал про комиссию, про сомнения инспектора: достоин ли он, одинокий холостяк, отдельной квартиры, когда столько семейных дожидаются в очереди своего часа. Водовзводнов на минуту задумался. Доброе дело уже сделано: рекомендации даны, университет устроил все, как мог. Можно пожелать удачи, сказать, мол, будем держать за вас кулачки. Полно забот поважнее, всем помочь невозможно. Вспомнил ректор и о доме на Черняховского, который строится для высших чинов Генпрокуратуры. Три квартиры в этом доме обещали университету, причем в одной из трех поселится он сам.

– У вас есть какие-то сбережения? – спросил он у Тагерта, заранее понимая, каков будет ответ.

– На зарплату, которую платят в университете, я могу позволить себе что угодно, – латинист впервые за встречу улыбнулся.

Ответ ректору неожиданно понравился. Он записал в еженедельник: «Тагерт, комисс., Булаткин».

– Работайте спокойно, – сказал он веско.

Посетитель понял – пора прощаться, раскланялся и вышел. Водовзводнов нахмурился: придется сделать звонок Булаткину в мэрию, тот все устроит. Не хотелось просить лишний раз, ну да ладно, от него не убудет. Приняв решение, Игорь Анисимович почувствовал, что настроение – а может и самочувствие – заметно улучшилось.

– Анжела, организуйте кофе, пожалуйста, – тихо произнес он и, не дожидаясь ответа, повесил трубку.

Глава 24 Две тысячи седьмой

Настольная лампа горела на второй парте, понурив голову, тени разбежались по углам. Казалось, светящаяся древесина столешницы у подножия лампы обладает знанием, не вселенским, а домашним: теплым знанием о белье в платяном шкафу, погоде в саду и семейных секретах. Лампу пришлось принести из дому специально для заседаний общества «Дефиниция». Кроме «Дефиниции» были литературное объединение «Желтая кофта», музыкальный кружок «Пиано» (мгновенно переименованный в «Пьяно»), гитарный клуб «Три аккорда». Все кружки, созданные Тагертом в роли замдекана, кроме гитарного клуба, оказались крайне малочисленными. Но при всей малолюдности здесь собирались люди, которые накрепко привязывались к кружку и особенно друг к другу.