Лис

Благостная тишина распалась. Воздух темнел, накалялся, и ведущий поспешил вмешаться:

– Друзья, друзья. Номина сунт одиоза[27]!

– Гав! Гав! Р-р-р-ваф! – Гутионов довольно убедительно изображал лай маленькой собачонки; ни у кого не возникло ни малейших сомнений, что лай аспиранта является ничем иным, как переходом на личности, пусть и собачьи.

– Господь! – возмущенно вскрикнула Вера. – Вот как разговаривают наши будущие кандидаты наук!

Гутионов еще некоторое время злобно рычал, переводя взгляд с Веры на Тагерта, потом умолк и улыбался со смущенным торжеством.

– Что ж, прекрасная звуковая иллюстрация к разговору о нормальном человеке. – В голосе Тагерта слышалась досада. – Ваня! А что вы, собственно, записываете? Лай Гутионова?

Секретарь Иван Сушенко невозмутимо ответил:

– Я записываю свое определение, которое хотел сейчас зачитать, если вы не против.

Аспирант Гутионов и Вера теперь старательно не обращали друг на друга внимания. Зато остальные члены риторико-философского общества смотрели на участников дуэли, ожидая новых развлечений.

– Нормальный человек, – заговорил Ваня, – это тот, кто живет по-людски. Раньше сказали бы «по-божески». Имея в виду то же самое. То есть не свинячит своим эгоизмом, учитывает интересы и чувства других людей и не только людей, думает о тех, кто будет жить после него.

– Годное определение, – одобрил Гутионов. – Оно не про юриспруденцию, даже не про философию, а именно что про этику, про отношения между людьми.

– А лаять на людей – это по-людски?

В комнате сильнее запахло духами, а Вера в раздражении стала еще более хорошенькой.

– Но вот насчет «по-божески»… – Аспирант словно не заметил Вериного выпада.

– Знаете что? Вы все ненормальные! – вдруг крикнула Вера. – Что я вообще тут забыла?

Она вскочила, едва не опрокинув стул, схватила украшенный блестящими заклепками портфельчик и бросилась к выходу. Сидящие не успели опомниться, как дверь грохнула, и по комнате порхнул вспугнутый сквознячок с запахом Вериных духов.

Члены общества «Дефиниция» не стали обсуждать этот взрыв эмоций, совершенно не вяжущийся с духом философской сдержанности и равноудаленности. На будущее заседание наметили определение слова «нравственность», хотя каждый понимал, что даже такое слово не гарантирует полного соблюдения приличий.

•

После визита инициативной группы Ошеева выпростала тело из кресла, подошла к окну и раскрыла форточку: в кабинете совершенно нечем дышать. Пятеро студентов во главе с Алевтиной Углановой пришли просить об аппаратуре для будущего студенческого театра. Мысль о том, чтобы отнять аппаратуру у Тагерта или хотя бы показать, что он не единственный ее владелец, была приятна. И все-таки второй театр – глупость. Как будто ничего другого нельзя придумать. Как же поступить? Отказать Але? Запретить «Лиса», которым командует Тагерт, только что назначенный по предложению шефа заместителем декана? Немыслимо.

– Ребята, давайте поступим так. Вы организуете две команды КВН и подготовите к Восьмому марта первую игру. На этих условиях у вас будет доступ ко всем ресурсам университета и свобода творческих планов: хоть второй театр, хоть цирк с конями.

Разумеется, они сразу согласились. Глядя на взволнованные юные лица, Елена Викторовна думала: только бы работу ребят не записали на счет Тагерта. Нечего ему жать, где не сеял. Нужна отдельная студенческая организация, которая будет подчиняться напрямую ей. Несомненно, послушная руководству, как можно более массовая. Что-то вроде комсомола внутри университета. Постепенно вся студенческая жизнь будет управляться через этот – комитет? общество? ассоциацию?

– Аля, напишите заявление на мое имя, составим график, кто когда пользуется аппаратурой. И помните, друзья: КВН важен так же, как учеба.

•

До заседания жилищной комиссии оставалось две недели, но Тагерт знал, что ему откажут и смирился с отказом. Совет ректора «работать спокойно» означает, что Водовзводнов больше пальцем для него не шевельнет. Сейчас важнее всего примириться с соседями, точнее, с собой. Жить бок о бок с людьми, которых ненавидишь, невозможно.

На два дня в город вернулось солнце. Тротуары засияли льдом, осевшие, подтаявшие сугробы покрылись блестящей глазурью. По улицам несся солнечный ветер, сметая соринки прохожих. Слушая румяными с мороза щеками тепло, Тагерт зашел в комнату и запер дверь на ключ. Само это движение его успокоило, хотя никто никогда не пытался вломиться к нему в дом. Если только у него есть дом. Может, дом – это любое пространство, где можно запереться на ключ и почувствовать себя лучше?