Так вот, для Быкова, который в приведенной реплике в концентрированной форме исповедует либеральную веру, ценностями, ради которых можно отказаться от собирания и «удержания» России, являются свобода слова, свобода собраний и другие свободы этого ряда. Именно о свободе слова постоянно твердил Быков во время передачи. Заметьте, что речь идет даже не о свободе самоопределения личности, которая, на мой взгляд, значительно «ценнее» тех формальных свобод, о которых твердят наши радикальные либералы (с которыми у Быкова, по его словам, «сложные отношения»). Быков прав: для постклассического либерала идеи государства и нации никогда не обладали особой ценностью. Постклассический либерал — убежденный индивидуалист, для которого коллективные ценности вторичны и инструментальны, а индивидуальная свобода безусловно приоритетна по отношению к коллективному благу и национальным интересам. Именно эта идеология внедрялась в сознание русской нации на протяжении 90-х годов. Это главное наследство либеральной власти в России — атомизация нации. Люди были поставлены на грань выживания и в буквальном смысле боролись за жизнь — свою и своих детей. Традиционные ценности русской цивилизации выжигались из народного сознания при помощи инстинкта самосохранения. Однако страна выжила — и постепенно по мере повышения жизненного уровня народа наступает время реванша русских традиций и традиционных русских ценностей, в том числе коллективистских. Служение интересам нации и осознание себя частью этой нации с ее великими традициями и ее исторической государственностью снова становится нормой для русского человека. Быть «ничьим» больше не модно. Так что можно сказать, что сегодняшнее русское национальное возрождение является в том числе реакцией на ту массированную индивидуалистскую пропаганду, которую вели захватившие в 90-е годы власть в России представители радикально-либеральных взглядов.
В отличие от радикальных либералов, для приверженцев охранительных (либерально-консервативных) взглядов ценового эквивалента для родины нет. Государство как форма существования родины и нации не просто представляет собой самостоятельную ценность, но и является ценностью высшего порядка по отношению к индивидуальным правам и свободам. Охранительная позиция, у которой в России много сторонников, начинается с осознания того очевидного факта, что нам есть что охранять. В этом смысле охранительная позиция шире и увереннее позиции консервативной, так как для охранителя уже решен вопрос о том, что надо охранять, — возможность нашего общего будущего. Консерватор новейшего времени, оказавшись перед лицом революционизированной действительности и, соответственно, перед кризисом идейной самоидентификации, в качестве выхода из ловушки готов вместо сохранения приступить к восстановлению порядка и свободы. Охранитель озабочен сохранением условий для этого восстановления, чтобы порядок и свобода стали возможны для нации. Для этого надо сохранить нашу страну, нашу Россию. И сохранить ее надо любой ценой.
«Всякая крупная нация стремится создать себе государственное тело» (П. Струве), а государство, в свою очередь, «является важным деятелем в образовании нации, поскольку оно есть культурная сила». Поэтому для ответственного и культурного охранителя ценность государства значительно выше, чем ценность формальных свобод, прописанных в Конституции: слова, собраний и пр. Есть только одна ценность, которая неизмеримо выше государства-родины. Это Бог. Но сама родина и государство как форма ее существования имеют для охранителя религиозное обоснование.
Все сказанное не значит, что свобода слова, собраний или тем паче свобода совести не имеют ценности для охранителя. Имеют, и очень большую, но не настолько, чтобы разменять на эти формальные свободы государство-родину. Ведь государство помимо прочего является гарантом обеспечения этих самых формальных свобод. Здесь надо сказать, что для сторонника охранительной позиции формальные свободы существуют на другом уровне — более низком, грубо говоря, по отношению к таким ценностям, как государство и родина. И для того, чтобы обеспечить благополучие и уж тем более существование государства и родины, охранители (полностью отдавая себе отчет в том, что эти меры носят временный характер) готовы на ограничение самих себя в части формальных свобод. В соответствии с мыслью Федора Ивановича Тютчева, выказанной после покушения Каракозова на императора Александра: «Словно вдруг гора зашевелится и пойдет. Эта гора — народ русский… И куда тогда деваются все наши теории и соображения?» Признав, что народ русский уже зашевелился и пошел, поэт ставил перед ним непереносимую, но неизбежную задачу — обречь себя «на умышленную неподвижность».