В конце концов, она не выдержала.
— Саша, что-то случилось?..
Взгляд мужа тут же сделался непроницаемым.
— Тут вот какое дело, Лиса моя хорошая… Я уезжаю. Срочно уезжаю… Колонна уходит этой ночью. Но ты не волнуйся, я скоро вернусь! Это всего лишь командировка. Если не успею до вашей выписки, то вас отсюда тетя Аня заберёт. Но я успею!
Они стояли на лестничной клетке, на площадке второго этажа. Саша говорил негромко, но каждое его слово отчётливым эхом разносилось по открытому коридору родильного блока.
«Когда меня выпишут, Саши рядом не будет…» — поняла Лиса.
За что?.. Почему?..
«Это всё жёлтый тюльпан…» — вспомнила она.
Сначала она заплакала.
Тихо. Почти беззвучно.
Так, как плачут не от физической боли, а от безысходности.
А потом Лису прорвало. Всхлипывая и вытирая слёзы, она рассказала Саше всё. И про то, как их сын отказывался от груди, а врачи посоветовали готовиться к худшему. И о своих подозрениях в отношении его самоназначенной молочной мамы, оказавшейся к тому же метиской с невообразимой смесью цыганской и азербайджанской крови. И про то, что отец у этой метиски был чистокровным ромалом по имени Михай. И про её требование назвать их Сашу в честь этого цыганского папашки. И про странные, пугающие предсказания этой полуцыганки. И про то, как боялась, что та украдёт их сына, увезёт в свой табор или куда там у них положено, назовёт там Михайчиком и научит побираться и бродяжничать. Рассказала и про жуткую, никому не нужную армянскую брошенку. И про то, как до судорог боится, что её опять будут заставлять кормить эту жуть, из-за хронического недоедания выглядевшую в свои три месяца полуторамесячной, — тоже рассказала.
— Ситуация… — хмыкнул её супруг. — Не роддом, а наша страна в миниатюре: никто никого не понимает и не хочет понимать. Сначала дружно друг друга не слушают и не слышат, а потом так же дружно режут…
Поводов для таких параллелей у Саши было более чем. Он знал, что основная причина отъезда из Азербайджана как армян, так и русскоязычных граждан, в том числе и семей военнослужащих, в том, что неазербайджанцы лишились защиты государственных органов республики и теперь подвергаются дискриминации со стороны наиболее активной части местного населения. Чтобы понять, куда движутся события, Саше за глаза хватило бы одного января, но он был офицером, а офицеры ЗакВО, ставшие невольными участниками набиравшего обороты противостояния и будучи профессионалами, знали о происходящем куда больше простых обывателей. Ситуация была гораздо хуже, чем её описывала склонная к преувеличениям городская молва. В декабре прошлого года Сашка с группой сослуживцев ездил в командировку в Нахичевань, где взбаламученные неформалами местные жители разгромили около двухсот километров инженерно-технических сооружений на государственной границе с Ираном [10]
. Через образовавшиеся в границе окна в зону набиравшего обороты конфликта начало поступать оружие и военное снаряжение из Ирана и Турции. В Чайкенде было обнаружено стрелковое оружие и боеприпасы с иностранной, преимущественно иранской маркировкой. Надо было принимать экстренные меры, но Москва ограничилась словами, сделав вид, что грозного, но беспомощного по сути Горбачёвского постановления достаточно для наведения порядка. Никем всерьёз не воспринятое, оно стало очередным вопиющим свидетельством нерешительности Москвы, ещё одним примером фактической сдачи ею своих позиций. За словом должно следовать дело, но его не было. Страну медленно, но верно, сливали в унитаз. Офицерам, командированным тогда в пограничную зону, поставили на удивление приземлённую задачу: обеспечить вывоз семей военнослужащих из блокированных боевиками НФА военных городков. Основания для такого решения (больше напоминавшего жест отчаяния) у Штаба 4-й армии и командования округа были более чем серьёзными. Один из руководителей вооруженных формирований Народного фронта Этибар Мамедов прямо заявил: при попытке разблокирования военных городков, семьи военнослужащих будут уничтожены. Рассчитывать на здравый смысл и гуманность экстремистов не приходилось — такие ни перед чем не остановятся. В Азербайджане захват военных городков и разоружение их гарнизонов шли по одной и той же не блещущей оригинальностью схеме: боевики выставляли перед собой толпу заложников — жён и детей офицеров и прапорщиков — и угрожали их перебить в случае оказания сопротивления.