Читаем Лиса. Личные хроники русской смуты полностью

Сомневалась Лиса не долго. На всякий случай она зажмурилась и приложила собачью мордочку к груди, прямо к разрывавшемуся от боли соску. Щенок радостно взвизгнул и принялся сосать с такой силой и неистовостью, что Лисе вдруг показалось, будто бы он вовсе не живое совсем крохотное существо, а портативный доильный аппарат. Поначалу было нестерпимо больно, но она, закрыв глаза и прикусив губу, терпела. У щенка долго ничего не получалось, но он был упорен и настойчив, и через какое-то время из груди захлестало так, что найденыш начал захлёбываться и давиться, но, не смотря на это, соска из пасти так и не выпустил. Анна Павловна помогла молодой женщине оторвать его от груди и переместила к другому соску, а сама принялась осторожно сцеживать уже разработанную грудь. Над вторым соском щенок заработал с удвоенным рвением. Лисе же вдруг пришло в голову, что в этот раз приложила к груди не своего родного, пропустившего очередной срок кормления сына, а безродного всеми брошенного собаченыша. От этой мысли у неё задёргался подбородок, но, при взгляде на умильную мордаху её маленького шерстяного спасителя, сердце отозвалось тёплым, почти материнским чувством.

Вскоре Лиса ощутила, как по ней опять потекло что-то знакомо теплое.

— Ну вот, опять меня обдули, — улыбнулась она Анне Павловне.

— Не серчай на него, дочка. В этом возрасте оно как божья роса… — улыбнулась в ответ соседка.

* * *

Прошло полтора года.

Выучившая азербайджанский язык Лиса нашла постоянную работу, и её жизнь в переставшем быть родным и понятным городе стала понемногу налаживаться. Но ещё долго улицы Баку казались ей чужими и враждебными.

Времена, когда она жила на одном хлебе, слава Богу, остались в прошлом, но несколько мучительных лет молодая женщина частенько вздрагивала и плакала во сне. Ночные грёзы были цветными и изобиловали таким количеством деталей, что Лиса путала их с реальностью. Ей снова виделось, что она, зажав в кулаке мелочь, идет через серые холодные кварталы в хлебный магазин. Идет, и не знает — вернётся ли из этого похода или попадет под шальную пулю.

В те времена в Баку часто стреляли, и Лиса и в самом деле могла не вернуться к тем, кого она любила и о ком заботилась — к двум мирно спящим в одной кровати молочным братьям.

Щенку и сынку.

Глава 28

Поезд Баку-Саратов

Июль 2006 года

Вечерело. Уже несколько часов мерно постукивавший колёсами поезд мчался через марящие на солнце бесконечные степи. Мчался, совершенно не отставая от графика, с педантичностью хорошо отлаженного механизма чуть ли не поминутно выдерживая расписание, вывешенное в простенке вблизи купе проводников и шипевшего обжигающим паром изношенного титана кипятком.

Лиса радовалась — бывает же такое! В том, что поезда перестали опаздывать и нагонять, ей виделось доброе предзнаменование. До станции, где должно было свершиться задуманное, оставались считанные минуты. Незатейливый план был составлен, детализирован и мысленно прокачан в его возможной динамике и всех возможных нюансах десятки раз:

«Так… Договорюсь с проводницей подсадить безбилетного папу в наше купе. Заплачу ей сколько там это у них сейчас стоит. Далее… Подхватим его на нашей станции, высажу с уже ненужными вещами Сашку… Потом ещё пару-тройку часов, и мы у цели. Отдохнём, переночуем, а на следующий день — бегом по клиникам. Ведь надежда умирает последней!

У нас всё получится! Непременно! Я в это верю! Очень! Мы его вылечим!»

Впрочем, главное сейчас — добраться. Хотя, разве это проблема — договориться со всю дорогу не просыхающей проводницей, с пьяным равнодушием обкладывающей крепким словцом каждого попадающегося на глаза пассажира? Да сунуть такой лишнюю сотню-другую, и будет рада!

— Девушка, скоро станция. Можно, я на ней папу в свое купе возьму? Ехать нам три часа — он на моей полке посидит. Рядышком. Двести рублей ваши.

— Пятьсот.

— Сколько?.. — опешила Лиса от хамского напора наслаждающейся своим начальственным положением проводницы.

А та отступать не собиралась. Давила, чутко уловив безвыходное положение провинциалки, возомнившей себя умеющей разрешать такие ситуации.

— Пятьсот! — и наполненный наглым вызовом взгляд.

— За что пятьсот-то? Билет стоит от силы сотню, ну ещё одну сверху. По-моему, вполне достаточно… Я слепого человека на лечение везу, войдите в положение… Ну пожалуйста.

— Пятьсот! Не нравится — покупай билет! Проверка придёт, что скажу? И нечего на меня так смотреть и отвлекать от работы!

— А за пятьсот будет что комиссии говорить? Совести у вас нет!

— Иди, иди, а я посмотрю, где ты, такая умная, билет купишь!

И действительно, билет покупать было негде, да и некогда… Стоянка поезда всего три минуты. До кассы за это время не добежать, а ведь надо ещё найти ожидающих на платформе родителей, взять у отца его паспорт, затем отстоять в очереди, купить билет… Да и как объяснить маме, что не смогла, не сумела договориться с проводницей? Лучше умереть на месте!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза