Читаем Лиса. Личные хроники русской смуты полностью

Впрочем, так ли уж и нужно было им это уединение?

И без него никто не нарушал их хрупкого одиночества в тёплой ночи приморского парка. Забывшись, они не замечали ни шума набегающих на берег волн, ни веселящихся выпускников, ни шелеста старых, всепонимающих деревьев. Они до самого утра гуляли по набережной, вдоль пахнущего свежим йодом моря, изредка ежась от холода, но так и не решаясь даже соприкоснуться руками Саша простодушно и немного сбивчиво рассказывал о своём детстве и жизни в далёкой северной республике, откуда был родом.

Лиса жадно впитывала рассказанное. Оно казалось ей удивительным и чудесным. Иначе и быть не могло. Её чудесный Саша непременно должен был происходить из какой-нибудь далёкой чудесной страны.

Как сказочный принц…

Лиса знала: сказочные принцы, как и алые паруса, на соседней, насквозь знакомой и поэтому совершенно неинтересной улице — не водятся.

А потом они стояли и смотрели на прохладную воду притихшего моря и слушали тишину удивительно светлой ночи. Старый Каспий, чутко уловив их настроение, катил свои постепенно светлеющие волны почти без шума, с томным спокойствием.

Вскоре рассвет прогнал упрямый предутренний туман, незаметно рассеявшийся в первых солнечных лучах и выпавший алмазной росой на траву и прибрежный песок, на покрытые мелкой пылью листья деревьев. Кончилась ночь, впитавшая столько надежд и впечатлений, принесшая столько радости. Спрятались прекрасные, подмигивающие только им одним звёздочки… Медленно поднималось солнце. Оно ещё не слепило глаза и было совсем нежаркое, приветливое. Но вскоре набравшие силу лучи ударили по воде, и она вспыхнула разом и до самого горизонта засверкала переливчатой рябью расплавленного серебра. Наступившее утро было тихим и прохладным, словно дуновение лёгкого ветерка… Лишь тонкие ветви ив, словно бриллиантами усыпанные подсвеченными солнечными лучами мелкими капельками росы, перечёркивали наполненный розовым свечением утренний воздух. Красота!..

Ослеплённая их сиянием Лиса прикрыла ладошкой не выдержавшие такой роскоши глаза и оглянулась. Державшая её букет мама тут же успокаивающе помахала ладошкой.

Она всё это время шла рядом, чуть приотстав — не хотела им мешать, а, может, просто немного робела или стеснялась. Когда все останавливались, мама стояла тихо, чуть в стороне, боясь ненароком нарушить происходящее на её глазах таинство.

Когда всходящее солнце, наконец, оторвалось от удивительно близкой линии горизонта — многие восторженно закричали, засмеялись, а потом разом заговорили не сдерживая эмоций — громко и радостно.

Мама же, невпопад с общим настроением, вдруг заплакала, и Лиса, очнувшись, тут же бросилась к ней, встревоженная и взволнованная, посмотрела внимательно и чутко, и, расчувствовавшись, сама едва не обронила слезу. Саша стоял чуть поодаль, донельзя смущённый, не решаясь подойти к ним. И она, зардевшись оттого, что позабыла о маме на всю ночь, к нему, к своему Саше, уже не вернулась. Только кивнула издали, и улыбнулась, а затем молча пошла с мамой, крепко взяв её под руку. На душе было легко и грустно. Грустно от завершения знакомого и вполне внятного жизненного этапа и немного тревожно от неопределённости этапа нового, в котором предстоит жить. Жить вполне самостоятельной взрослой жизнью, про которую ей, вчерашней старшекласснице, известно всё и, вместе с тем, ничего не известно. А неизвестность не может не тревожить.

— Мамочка, а он мне будет звонить?.. — спросила Лиса и, словно не зная ответа и потому опасаясь его услышать, спрятала счастливые глаза.

— Думаю, будет, — ответила мама и рассмеялась.


За несколько кварталов от дома Лиса почувствовала как устали сбитые за ночь ноги. Она разулась и пошла босиком, легкомысленно размахивая подцепленными за тоненькие ремешки лёгкими туфельками. Разгоряченные стопы тут же почувствовали коварную шероховатость асфальта и упрямую твёрдость прячущихся в нём мелких камушков, но эмоции брали верх, и эти неприятные, но совершенно второстепенные ощущения отодвинулись куда-то очень далеко. Настолько далеко, что Лиса тут же о них забыла.

— …Мамочка, а я сегодня видела Полярную звезду… А ещё — Малую и Большую Медведиц… — сообщила она и на всякий случай зажмурила хитрые глаза.

— Вот те раз! Да этих «Медведиц» я тебя ещё в детстве научила различать… Разве не помнишь? — удивилась мама.

— Помню!.. Но говорю же тебе — сегодня я их у-ви-де-ла… Словно ВПЕРВЫЕ!!! Мне их САША показал. Оказывается, я на них уже много лет не обращала внимания. НИКАКОГО ВНИМАНИЯ. Представляешь?

— Представляю, — усмехнулась мама.

Потом, до самого дома, они шли молча, лишь изредка переглядываясь и заговорщицки улыбаясь. Судьба умеет дорожить такими моментами. Она ценит их, не забывая подчеркнуть своё удовлетворение якобы «случайными», но от этого не менее приятными, знаковыми совпадениями. Поэтому ни Лиса, ни её мама не удивились, когда, уже во дворе, в чьём-то чужом открытом окне вдруг щёлкнул включившийся динамик, просыпаясь, опробовал голос шорохом опущенной на виниловую пластинку иглы, и из него хлынуло, трогательно и очень славно:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза