Лиса в курятнике (СИ)

- Не шали! - велел строго и, за второе ухо ухватив, потянул на себя. Конь затряс головой, но бег приспокоил и пошел ровно, гладко, будто признавая за Лешеком право. - Вот так... хорошая моя... застоялась? Давно тебя не выводили.

И почуял - отвечает.

Давно.

Сила не знает времени, только... был договор, а про него забыли. И копилась она, стекалась под дворец каплями пролитой крови, обидами чужими, горем и смертями. Полнилась, пока не наполнила до краев бездонные колодцы.

...ей бы лететь.

Вот так, под небесами, чтоб со звездами наперегонки, а то ишь, поблескивают, просятся в гриву согреться. Пусть ночи летние, но зима скоро. Зимою бури, и сила любит их, она помнит, как подымала к небесам человечков, как летала, носила и...

- Еще будет, - Лешек отпустил ухо и похлопал чудо-коня по шее. - Будет зима, полетаем... я тебя теперь не оставлю...

Сила вздохнула.

И поднялась выше.

Снежка вдруг застыла, уставившись в шкаф, будто в глубинах его, которые ныне приняли три чемодана - еще три ушли во второй шкаф - узрела нечто донельзя тревожное. Лизавета тоже заглянула, но не увидела ничего, кроме дерева, плечиков, на которые развешивали наряды, и еще полок, пожалуй.

- Там, - Снежка моргнула и схватила Лизавету за руку, - надо идти... надо... творится плохо-плохо...

- Вот же ж... - Авдотья встала и коробку свою открыла, развернула к Таровицкой. - На, а то на этих надежды слабо, цивильные все...

И Таровицкая отказываться не стала.

А Снежка всплеснула руками, развела и стена вдруг подернулась дымкой.

- Мамочки, - прошептала Дарья, рот рукой зажимая. И хрупкая фигурка ее задрожала, истончилась, а Лизавета вдруг подумала, что уже не помнит Дарьиного лица.

Надо же, до чего жуткий дар.

- Сиди тут, - Лизавета коснулась бледного марева. - И... будет кто спрашивать, скажи, что мы в парк вышли. Погулять.

- Ага, - Одовецкая подхватила черный кофр. - Вот что-то мне подсказывает, что нагуляемся мы...

...и решительно шагнула за черту.

А Лизавета за ней.

- Куда поперлись, дуры?! - раздался возмущенный голос Авдотьи. - Без оружия... без...

...она вдруг оказалась рядом, и схватила Лизавету за руку.

- ...безголовые... папенька бы вас...

...где они?

Темно.

И пахнет паленым, а еще в воздухе такое... непонятное, то ли сила, то ли... грязь? Сам воздух будто бы липкий, густой. Дышать тяжело, и Лизавета все одно дышит.

Ртом.

- Где мы? - поинтересовалась Одовецкая, зажигая на ладони огонек. Тот вышел махоньким и слабым, он плясал, то вытягиваясь в нитку, то расползался по всей ладони, стало быть, нестабилен.

- В чертовой заднице, чувствую... - Авдотья руку опустила и огляделась. - Я пойду первой...

- Почему?

- Потому что хотя бы стрельнуть смогу, если что. Светка, ты закрываешь.

Таровицкая спорить не стала. А Снежка будто и не услышала, она стояла, слегка покачиваясь, и хрупкая фигура ее слабо светилась. Вот по телу пробежала дрожь, и рукава платья расплылись, стали шире... крылья, не рукава... белоснежные, лебяжьи крылья...

- Идти куда, дева ты наша? - с непонятной нежностью спросила Авдотья, и Снежка сделала шаг. Сперва один, нерешительный, точно сама не была уверена, правильно ли она идет. Потом второй и...

...Лизавета держалась рядом.

Сзади шла Одовецкая. А за ней и Таровицкая... молчали... место было... было недобрым.

Определенно.

Ухало сердце. И живот скрутило самым неприличным образом, не иначе, со страху. А страху хватало. Огонек у Одовецкой погас, и она мрачно заметила:

- От нашей магии здесь толку нет...

Зато свяга стала светиться ярче, и коридор ширился, стены расходились, точно опасаясь прикасаться к белому этому пламени. Потолок делался выше, а воздух оставался все тем же липким. И вилось в нем что-то, то ли пепел, то ли пыль...

Снежка остановилась.

- Здесь, - сказала она, опускаясь на колени, и только тогда Лизавета заметила человека, лежащего поперек коридора.

И сердце ухнуло.

Почему-то она сразу его узнала, хотя было темно и в наряде сером человек почти сливался со стенами. Узнала и...

...не закричала.

Она не умела кричать, и плакать почти разучилась, тетушка пеняла, что Лизавета совсем уж окаменела сердцем. А оно, оказывается, живое и...

- Боюсь, - Одовецкая оттеснила ее к стене и присела рядом с князем. Белая ручка коснулась шеи. - Я не могу ему помочь.

Нет?

Лизавете показалось, что она ослышалась. Разве возможно так? Она же целительница! Сильная! Древнего рода и вовсе... она вон в одиночку едва ль не сотню человек исцелила, а... тут один. И крови не видно! Не видно крови!

Лизавета вдруг обнаружила, что сидит на полу, а голова князя устроена на ее коленях. И что эта голова тяжелая невероятно, а лицо бледное, острое... и она гладит по лбу, по щекам, уговаривая вернуться.

- Что? У него височная кость проломлена... и я могу, конечно, накачать его силой, но... - Одовецкая словно оправдывалась.

- Так накачай! - буркнула Таровицкая, озираясь по сторонам. Она выглядела настороженной и, пожалуй, для того имелись причины. - И сделай что-нибудь... ты ж это... целительница.