Лиса в курятнике (СИ)

- Благродные приехали! - радостный мальчишеский голос вспугнул выводок грачей. Черные птицы бродили, время от времени наклоняясь, чтобы расковырять очередную мусорную кучу. И тогда над нею поднималось мушиное черное облако. - Булки давать будут... тетка, булку дай?

Перед Лизаветой возникло что-то черное.

Грязное.

Неопределенного полу.

- Булки пока нет, - сказала она.

- Тогда копейку.

- Отведешь к матери, тогда дам.

- Нету мамки, - нечто шмыгнуло носом. - Угорела.

- А с кем ты живешь?

- Так... с теткою. Только она злыдня, - ребенок вновь шмыгнул красным носом, который вытер рукавом и добавил. - За чуб таскает...

- А кто здесь у вас главный? - Лизавета вытащила из кошеля мелкую монетку. - Отведешь?

Ребенок закивал и, обернувшись, сунул два пальца в рот и засвистел, громко, переливчато. Аглая приподняла бровь, а Таровицкая хмыкнула:

- Я и громче могу.

- Пиз... - искренне сказал ребенок. А наследная княжна древнего рода лишь фыркнула и, воровато оглядевшись, повторила фокус. И свист у нее получился, если не громче, то всяко заливистей.

- Не пиз... - ребенок был по-своему справедлив. И поинтересовался. - А почему без булок приехали? До вас были дамочки, две корзины привезли. Я Паську кривого побил...

- Зачем?

- А чего он вперед полез? У меня тоже малые жрать хотят... ничего, никшните, вы со мною, значится, Паська не полезет... и прочие тоже. А если рубль дашь, то весь день ходить стану. И помогу...

- Чем? - Лизавета вытащила рубль, решив, что спишет его на представительские расходы.

- Дык, - мальчишка - она все-таки решила, что перед ней парень, - хитро усмехнулся, продемонстрировав выбитые верхние зубы. - Я слыхал, что приедуть из комиссии и порешать станут, кому давать деньгу на отстрой, а кому - нет. Наши все два дня сралися, Паськины вовсе на дерьмо изошли...

Таровицкая легко перепрыгнула через канавку, в которой мокла давно издохшая крыса. Серый, изъеденный червями трупик, не интересовал даже грачей.

- ...тетка себе сирот набрала, чтоб побольше дали. Только она все одно их погонит после. Ну или сдаст куда... - он замолчал, когда перед Лизаветой возникла вдруг простоволосая женщина в простом, но чистом платье.

- Боярыня! - завыла она громко. - Милости прошу...

И за ручку цапнула, плюхнулась на колени и давай целовать...

- Больные есть? - Одовецкая тронула мальчишку за плечо.

- Агась... здоровых нетути, только один дядька Хостей, да и он на спину жалится, и кашляет кровью. сдохнет скоро...

- Ах ты... - женщина попыталась, не вставая с колен, ухватить пацаненка за ухо. - Иродово отродье!

- А чего? Сама говорила, что сдохнет...

- Куда полезла?! - раздался истошный бабий визг. - Людечки добрые, что ж это деется... Сабычиха барынек встречает...

- А не твово ума дела! Сиротинушек пожалейте... голодные сидят...

Лизавета огляделась. Люди подходили. Большей частью женщины, многие - с детьми. И все серые, какие-то задымленные и дымом пропахшие, будто бы он, угольный, ядовитый, не собирался отпускать своих жертв даже в Арсиноре.

Одовецкая тронула амулет.

Таровицкая подобралась... а толпа... толпа сходилась, и вот уже человеческие голоса сплелись в один вой, в котором слышались и мольба, и гнев, и обида. Женщины толкались, иные норовили выпихнуть детей вперед, кто-то тряс грязным младенчиком, и Лизавета не была уверена, что живым.

Она, сама завороженная происходящим, сделала снимок.

И еще один.

И... плевать, что статейка не про дворцовые скандалы, но это... нельзя молчать про такое. Рядом же город, другие люди, и пусть не все богаты, но есть же те, которые могут помочь... должны быть.

Она очнулась, когда из толпы полетел камень, ударился в щит, и тот пошел рябью. А в руках Таровицкой вспыхнуло пламя, заставив толпу отступить. Лизавета схватила княжну за руку, удивляясь, до чего та холодна. А ведь боится... по-человечески, по-простому боится вот этих всех, понимая, что если толпа ударит...

- Тихо! - будто со стороны Лизавета услышала свой голос.

Так говорил папенька, когда случилось ему деревенских осаживать. И услышали. Замолчали.

- Кто здесь за старшего? - главное, держаться уверенно.

И не позволить Таровицкой спалить кого.

Вперед вытолкнули грузного мужчину. Седой, с пожженным лицом, он ступал, опираясь на кривую палку, то и дело останавливаясь, вздыхая.

А на плечо легла ладонь Одовецкой.

- Я помогу...

К ноге же жался давешний мальчонка, и Лизавета странным образом слышала, как дико, суматошно колотится его сердце.

Все будет хорошо.

Она коснулась грязных волос. И обратилась к мужчине.

- Нам нужен полный список всех. Имя и прозвание... возраст... семейное положение... кто на иждивении находится. Кормилец...

- Нет у нас кормильцев, - раздалось слезливое. - Погорели все...

- Следовательно о том и пишем, - главное, не позволить сбить себя с мысли. - И еще, чем занимались прежде. Чего умеете. Шить там, вышивать... может, мастерством каким...

- Бортники мы, - крикнул кто-то.

- Пишите...

- А если капусту квасить...

- И о том пишите. Чем подробней, тем лучше...

- А детей с какого возрасту...

- С младенчества...