Лисье время

– Никому не нужным ты занимаешься, Танечка, увы. Но это моё личное бытовое мнение замученной жены, дочери, матери и бабушки. Думаю, голову ждёт та же бутылочная участь, никому это теперь не надо, хоть открытие, хоть даже и волшебство. И как эти лисы вас почуяли? Защитники-лисы, уму непостижимо! – Карповская достала чёрный пакет. – Но в этот раз только голова, ни печени, ни селезёнки, как ты на это смотришь, товарищ профессор?

– Как тебе удалось? – Бабушка просто сияла, Ляля очень давно, со времён операции, не видела её такой счастливой.

– Вчера, значит, часика в три, темнеть собиралось, приходит охотник и говорит: ваша лиса попала в капкан, ну я добил. Потому что знаю, вы головами их очень интересуетесь.

– Это что? Все охотники теперь знают?

– Это не все охотники. Это надёжный охотник. Андреев папа.

– А, это тот нувориш, что состояние на спекуляциях пушнины сделал, когда наших лис скопом в Бекарри засунули?

– Да, он. И не спекуляции, а время такое было. Кто успел, тот и съел. Бизнес.

– Время ни при чём. Ещё неизвестно, кто тогда такое решение принял и почему мой пушной отец так быстро смылся.

– Прихватив контейнер шубеек, заметь!

– Ну я не оправдываю. Мой пушной отец был научным светилом, известным человеком в клеточном разведении куньих и псовых. А Андреев папа кем был?

– Не знаю, честно, Татьяна, не знаю, – прижала руки к груди ветеринар Карповская.

– А теперь, значит, он охотится?

– Да не охотится он. Охотничье хозяйство у него, вот капканы и проверял. Говорит, лис наших просит вообще не отстреливать. Ну седых то есть, долгожительниц наших, мучениц. Он тебя очень уважает и лис наших тоже.

– Впервые слышу, что наша лиса попадает в капкан.

– Ну, дорогая, если нам не сдавали их шкуры и головы, это не значит, что они не попадали. Учёт им никто не ведёт. Андреев папа проявил, между прочим, как ты говоришь, сознательность.

– Спасибо ему передай при встрече. Дай посмотреть, может, не наша.

– Да наша. С перебитым клеймом на ухе.

– И не разберёшь какое?

– Ясен пень, не разберёшь. Но это ж Андреев папа! Он на череве посмотрел.

– Номер! – радостно воскликнула бабушка.

– Двести девяносто пятый.

– Ляля! Принеси нашу книгу.

Ляля пошла в бабушкину комнату, залезла на специальную, сколоченную Кузьминым для неё скамеечкой, сдвинула стекло книжной полки и достала тяжеленную пухлую тетрадь в клеёнчатом переплёте, с узором – тиснением в виде бегающих белок. Бабушка уже натянула очки, быстро пролистала замусоленные страницы:

– Двести девяностый, первый… пятый. Энергия. Серебристо-чёрная, Пятна белёсые на груди, лапы передние – чёрные, лапы задние – белые от плюсны до локтевого сустава, рост по холке… рост по спинке… вес… состояние зубов… Та-ак. Прекрасно! Абсолютно идентичный экземпляр.

– А почему, Татьяна Михайловна, только серебристо-чёрные попадаются, а?

– Думаю, бастарды поизворотливей, поаккуратней, всё-таки они скрещенные с нашими племенными хромистами. А серебристо-чёрная абсолютно комнатная порода, но это версия. Мне, наоборот, на руку, что идентичные особи. Точнее становится выборка. Почему крестовки не светлеют, Рай?

– Ну… не так быстро, Татьяна Михайловна. Лес Пушнорядья – не питомник, а обитель смерти. Может, отстреливают красных щенят, а?

– Молодняк есть. Восемь лет. Им всем давно пора стать хромистами. Пегими, песочными, пускай красными, если скрестились с дикой, но без такой темноты… – Ляля двинула чашку, чашка зазвенела, бабушка посмотрела на Лялю, опомнилась: – Ладно, Рая, о мутациях можно говорить бесконечно. Так… запишем в таблицу двести девяносто пять… Ляля! Ты свободна.

Ляля неохотно поплелась прочь с кухни. Сейчас будут голову пилить и доставать мозг для фиксации. Так и вышло. Резкий запах через какое-то время распространился по комнате, ударил Ляле в нос – это бабушка протирала обеззараживающим составом стол, потом раздался звук трепаната, будто где-то тихо сверлили зуб, и Ляля включила котов-«арестантов». Она заснула прямо на ковре, перед телевизором, проснулась от возни в прихожей.

– Шубку не забудь! Шубку мою лысую. – Голос бабушки.

– Я поняла, всё уничтожу в печи. – Голос ветеринара Карповской. – Я поняла одно. Эта лиса напала на ваших грабителей, в пасти эта блестящая ткань от юбки. Может, и в капкан попала, потому что пережрала человечинки, реакции и замедлились.

– Там седые были, серебристо-чёрных я не видела.

– Могла позже к трапезе присоединиться.

– Это вполне. Запомнила я одну. Потом вдруг ещё одна. Ещё и ещё. Из ниоткуда, пойми, Рая. Как из небытия.

– Скажешь тоже. Вполне себе из бытия. Метель начиналась, а у тебя катаракта, видно, развивается. К окулисту сходи.

– Не пойду.

– Тогда скоро люди из ниоткуда начнут у тебя браться. А потом, имей в виду – шторка закроется, и конец зрачку.

– Где? Где? – окончательно проснулась Ляля.

Бабушка Рая Карповская покопалась в пакете с бабушкиным полушубком и показала мятую блестящую тряпку в пакете:

– И тут кусок?

– Я выбросила вообще-то лоскут. Этот не заметила, наверное, то есть я подняла тряпку и выбросила.

– Зря выбросила, лучше бы всё сюда принесла.

Сонная Ляля вышла в коридор.