Лисенок Вук

Лишь бедняга Курра обо всем этом не узнает; он будет мирно покоиться во дворе у лесника под мусорной кучей рядом с прохудившейся кастрюлей и стоптанным башмаком.

Когда эхо выстрела разнеслось по лесу, Карак готова была перекувыркнуться от радости.

Лисы как раз совещались, что делать, если волкодав вернется, как вдруг громкий собачий лай прервался выстрелом.

- Пошли, - встав с места сказала Карак. - Курра поймал для нас Калана и бросил здесь; зачем ему теперь заяц? Бедняга Курра! Но так и надо тому, у кого ноги длинные, а ум короткий. Калан твой, Инь, - проявила она великодушие. - Ты понесешь его домой, тебе достанется самый большой кусок, и шея от этого станет у тебя крепче, - лукаво прибавила она.

Счастливая Инь схватила зайца, и вскоре лис поглотило поле мокрой и нежной пшеницы, сомкнувшей над ними колосья. Под бузиной они сначала расправились с зайцем и лишь потом, несмотря на усталость, приступили к беседе.

- Теперь ты будешь жить с нами, Инь, - начала Карак. - Научишься всему, что надо знать лесному народу, а то в твоем воспитании есть пробелы.

Инь была так переполнена пьянящей радостью свободы, что едва могла говорить.

- Да, - пролепетала она. - Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня и...

- Ну, хорошо, - перебил ее Вук, не любивший долгих разговоров. Завтра потолкуем об этом, а теперь давайте спать, а то скоро рассветет и мы не успеем набраться сил.

Тихо шелестя, спало пшеничное поле, и, растянувшись под бузиной, спали три лисы. Только Инь шевелила иногда лапами, точно на бегу, и вздрагивала, переживая вновь во сне свое освобождение из плена.

С колосьев падали на землю капли дождя. Луна скользила в высоте, окружая себя радужным венцом, - ведь облака ушли и она страдала от одиночества.

А утром, словно никогда и не было грозовой ночи с молниями и рокочущим громом, ярко светило солнце. Прилетевшие из деревни воробьи завтракали спелыми пшеничными зернами, ласточкин народ щебетом приветствовал свет и тепло, эти дары солнца, когда проснулись наконец и три лисы.

Они не шевелились, только водили глазами.

- Если бы мы раньше встали, то уже убрались бы отсюда, - сказала Карак. - Вечером в поле приходил Гладкокожий, и это не к добру. Чую беду.

- Тогда надо уходить поскорей, - посоветовала Инь.

Карак лишь взглянула на нее, и Инь сразу поняла, что старая лисица не нуждается в ее советах.

- Когда снова засверкает Холодное сияние, мы уйдем отсюда искать другое место. И Чи знает, что мы здесь. И Кар тут нахальничала. Нам лучше уйти.

Вдруг Вук осторожно поднял голову. Напряженно вслушиваясь, сказал:

- Идет Гладкокожий.

Но тут уже и две другие лисицы услышали в поле шаги людей.

Их было двое. Они осматривали полегшую пшеницу, щупали сырые колосья и сокрушенно качали головами.

- Черт возьми эту непогоду, - пробурчал один из них. - Придется подождать.

- Может, после полудня приступим, - сказал другой с большой палкой и трубкой, торчащей из кармана.

- Пожалуй. До полудня просохнет. Но передайте старосте, чтобы не начинали, пока не придет сюда старший егерь. Обложите поле. Говорят, здесь лисицы.

- Слушаюсь.

И, осмотрев еще раз пшеницу, они направились к деревне.

Лисы не решались пошевельнуться, ведь если птицы их заметят, то беды не миновать. Но ласточки над ними ловили жуков, а Кар полетела в деревню, где обычно ей удавалось что-нибудь украсть.

Услышав, что люди ушли, лисы немного успокоились, только Вук в тревоге бил хвостом по земле.

Перед полуднем наступила тишина. Ослепительно сверкало в вышине солнце, с треском сохли пшеничные стебли, и земля испускала теплый пар, который, колыхаясь, танцевал в воздухе.

- Никогда не ждала я с таким нетерпением темноты, - прошептала Карак.

Миновал и полдень. Колокольный звон разлился по округе, словно аромат заработанного обеда, и тени приобрели резкие очертания, как и силуэт церковной колокольни.

Лисы вздремнули немного, как вдруг где-то возле деревни заходила земля под человеческими шагами и до их ушей долетело журчание многоголосой речи.

Все трое вскочили. Приближающаяся опасность волновала им кровь, глаза сузились и заблестели, как клинок ножа, и чтобы скрыться от людей, лисы бросились в пшеницу. Они уже повернули к лесу, когда и там кто-то закричал:

- Боршош, ты готов?

- Все на месте, господин старший егерь!

Клубок голосов звучал уже поблизости.

- Добрый день, господин старший егерь! - прокричал кто-то. - Эй, люди, отсюда начнем! Ну, помоги бог! - И зазвенели косы.

Они врезались в полегшую пшеницу, и стебли ее, оторвавшись от родной земли, с шелестом замертво падали друг на друга.

- Все пропало, - прошептала Карак. - Так мне и надо! Ведь я знала, чувствовала...

Сердца у лис неистово стучали, что видно было по их вздымающимся бокам.

Вук привстал. От смертельного страха у него перестало сжиматься сердце, но похолодело в животе, - все-таки некоторое облегчение.