Он кладет гитару и пробегается рукой по волосам. Его пухлые щечки, которые, как мне казалось, останутся у него навсегда, пропали, весь младенческий жирок растаял. Он превратился из милого, пусть и надоедливого младшего братишки в уверенного в себе, симпатичного подростка. Когда он успел так вырасти?
– Спасибо, я много тренировался.
– Это заметно. Я просто потрясена.
Дальше он выпаливает совершенно неожиданно:
– На самом деле… я иду на один кастинг. Что-то вроде проекта «Голос», понимаешь? Но это новое шоу. И я подумал: может, ты со мной пойдешь? В качестве группы поддержки?
Он поддергивает рубашку, не глядя на меня.
– Я?
– Да. Можно взять двоих, и я выбрал тебя и Ивана.
Ивана Коджи знает почти всю жизнь: они так же близки, как мы с Андреа.
– Ты уверен, что не хочешь пригласить маму с папой?
Он мотает головой:
– Я хочу, чтобы ты была рядом. Как ты всегда… Помнишь, как ты всегда ходила на ее концерты?
Я не знаю, что сказать. Хочу поддержать Коджи, но как же жаль, что Мики нет рядом! Она так любила музыку. Я молчу так долго, что Коджи меняется в лице:
– Ты не обязана, конечно. Это не так уж важно.
Но это, на самом деле, важно. И я хочу поддержать Коджи. Особенно теперь, когда Мики нет. Она бы хотела, чтобы я была ему хорошей сестрой. Такой, какой она всегда была для меня. Я должна спрятать свои собственные чувства поглубже и помочь брату.
– С радостью пойду, – говорю я. – Когда это будет?
– Не раньше марта. У меня еще куча времени на репетиции.
– В жизни такое событие не пропущу.
Глава 55
Весна
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ В САМОМ начале марта я уже почти засыпаю, когда в комнате раздается сигнал нового СМС-сообщения. Потом еще один. Потом звонок. Это Дре. Я поднимаю трубку, беспокоясь, что случилось что-то нехорошее.
– Рейко! Только что пришло письмо из приемной комиссии! Я поступила в УКЛА! Мы вместе будем учиться в УКЛА! – кричит Дре, едва не задыхаясь.
Я слышу голос Тори на заднем фоне:
– Моя сестричка скоро станет мишкой косолапым![15]
– Дре! Фантастическая новость!
Я, наверное, задержалась с реакцией, или она рассчитывала на что-то другое, потому что ее голос слабеет:
– Ты же тоже поступила, да?
– Ну, я еще не проверяла, но…
Я колеблюсь. Прежняя Рейко не сомневалась бы, что ее приняли. Но прежняя Рейко не могла бы подумать и что Сет с ней порвет, а смотрите, как все повернулось. Я больше ни в чем не могу быть уверена. Я не та, кем себя считала. Нет, даже не так: я не та, кем всегда хотела казаться перед другими.
– Я уверена, тебя приняли, – говорит Дре, но так же, как и я, она на секунду задерживается с ответом.
– Но… что если нет? – шепчу я.
– Да приняли, точно говорю.
– Но празднуем мы твое поступление! – говорю я. Этот момент принадлежит Дре. Не надо перетягивать одеяло на себя. – Я очень тобой горжусь, Дре, – говорю я и правда очень ею горда.
– Спасибо, крошка. Хочешь заехать ко мне? Отпразднуем. Мама готовит тамалес[16]
, которые у нас обычно только на Рождество.– Дре, уже почти полночь, а твоя мама готовит тамалес?
– Она пришла в возбуждение, – смеется Дре.
– Ой, ну уже поздновато, – говорю я. Не хочу в этом участвовать и не хочу даже думать о том почему. – Я уже в постели. Но заеду к тебе завтра с утра и позавтракаем вместе, хорошо? Я угощаю! У тебя праздник!
– Праздник будет у нас, – говорит Дре. – Мама уже и за тебя радуется.
– Иди веселись с родителями. У нас еще будет куча времени.
Я вешаю трубку и иду проверить электронную почту. У меня дрожат пальцы. Я не поступила.
После расставания с Сетом он занял так много места у меня в голове, что больше его ни на что не осталось. В первый раз в жизни я начала задумываться, от чего еще отказалась, позволив ему обосноваться у меня в голове, в сердце, в жизни. На мне будто бы были шоры, и, кроме него, я просто ничего не видела. Если я и заполучу Сета обратно, в УКЛА мне уже не поступить. Это исправить нельзя. И разве он этого стоил?
– В общем, меня не приняли в Университет Калифорнии, – говорю я за завтраком на следующий день, стараясь поддерживать легкий и непринужденный тон. В глубине души я надеюсь, что родители меня не слышат, и слова мои так легки и непринужденны, что буквально выпархивают из окна. Но они меня слышат.
– Моя дорогая, – произносит мама и обнимает меня.
Я ожидаю, что она сейчас скажет: мол, я так и знала, когда увидела твои оценки за осенний семестр, но она ничего такого не говорит.
– Они все идиоты! – заявляет папа и для выразительности громко ударяет кружкой о столешницу. Кофе переливается через край. – Полные идиоты!
Он так искренне удивлен, что я понимаю: мама ничего ему не сказала про ухудшение моих оценок.
– А ты, – говорит ему мама, пока я иду за тряпкой, – кофе тут по всему столу разливаешь.
– Прости, Рей, – подхватывает Коджи, на секунду отрываясь от экрана телефона. – Паршивые новости.
– А я… Поверить не могу, – говорю я.
– Срань господня! – ахнув, восклицает Коджи, когда ему на телефон приходит сообщение.
– Коджи, я, конечно, очень ценю, что ты так сочувствуешь сестре, но, пожалуйста, следи за выражениями, – щебечет мама.