Лишь одна музыка

— Эллен, подумай сама, — говорю я далеко не так спокойно, как рекомендовала Джулия. — Это была не ее проблема, а моя. И к тому же я вам про нее сказал, так что какая разница, Лотар там или не Лотар.

— У всех был такой стресс, — говорит Пирс.

— Вы планировали этот разговор? — спрашиваю я.

— Конечно нет, — резко отвечает Пирс. — Просто мы все были по-настоящему обеспокоены тем, что случилось. Включая Билли, который старается не участвовать в разговоре.

— Что мы репетируем сначала? — спрашиваю я, глядя на всех. — Мендельсона?

— Нам надо поговорить, — говорит Пирс, кладя руку мне на плечо; я не могу двинуться. — Если какой концерт и требует обсуждения, то именно этот.

Я убираю его руку.

— Тут нечего обсуждать, — говорю я, стараясь сдержаться. — Джулия больше ни с кем никогда не будет играть. Хорошо? Эта часть ее жизни закончилась. Мы не будем играть с ней, как это может на меня повлиять? — Я глубоко дышу и начинаю снова: — Я очень, очень сожалею о том, что случилось в Вене. Глубоко сожалею. Это было ужасно для меня, ужасно для нее, и я знаю, что это было ужасно для вас. Мне нет прощения. Этого не должно было случиться. Я вас подвел. Но как такое может еще раз повториться? И как вы можете быть столь бесчувственны к ней? Вините меня, но не ее.

Несколько секунд все молчат. Ни Эллен, ни Пирс не убеждены.

— Ты прав, — неожиданно говорит Пирс. — Не будем об этом.

— Хорошо. Мендельсон, — облегченно говорит Билли.

Эллен ничего не говорит, но легко кивает.

— Тогда гамму? — говорит Пирс.

Мы медленно играем гамму, и постепенно, почти болезненно, бо́льшая часть недовольства уходит. Я смотрю наверх и снова вижу странное переплетение херувимов на потолке. Смотрю на простой пол и снова погружаюсь в медленные звуки гаммы, сначала вверх, потом вниз.

— Еще раз, — говорит Билли, когда мы доходим до последней ноты, и мы все легко подчиняемся этой беспрецедентной просьбе.

Эллен и Билли играют спокойно и гладко, но Пирс кажется потерянным в своем мире, таким, как я его помню, когда только присоединился к квартету.

После репетиции мы решаем, что еще одна перед концертом нам не нужна.

— Почему бы нам всем вместе не пойти завтра в Сан-Джорджо-Маджоре? — предлагает Эллен, вернувшись в свое обычное состояние. — Мы ничего в этой поездке не делали вместе. Можем попросить кого-нибудь сфотографировать нас на фоне колонн — это будет неплохая реклама. Не говори мне, что ты завтра занят, Майкл.

— Вроде бы я свободен... может, до или после ланча?

— А церковь не будет тогда закрыта? — спрашивает Билли.

— Ну, тогда как насчет завтрашнего утра? — предлагает Эллен. — Или даже сегодня после полудня?

— Мне надо сейчас прогуляться, — говорю я. — Но могу с вами там встретиться около трех.

— Пирс? — спрашивает Эллен.

— Нет, я занят.

— Ты имеешь в виду сегодня?

— Да.

— И завтра?

— Да, — говорит Пирс, скорее оцепенело, чем раздраженно.

— Тогда завтра утром, о’кей? — настаивает Эллен.

Пирс мотает головой и вздыхает:

— Завтра я тоже занят.

— Что? Весь день? — говорит Эллен. — Что ж такое ты делаешь? Скажи, что ты придешь, Пирс. Это будет так здорово. И вид с башни поразительный.

— Я не хочу ехать на тот остров, — говорит Пирс, кладя скрипку в футляр. — Я знаю этот вид с башни. Он навсегда во мне. Ради бога, Эллен, не притворяйся идиоткой. Я никогда не поеду на тот остров — ни сегодня, ни завтра. Я ненавижу Венецию. Иногда я искренне жалею, что он вообще предложил собрать квартет.

Пирс выходит из комнаты. Мы втроем глядим друг на друга, пораженные силой его эмоций, не зная, что сказать.

6.8

Мы с Джулией ужинаем при свечах в квартире. Она приготовила, а я накрыл на стол. Рассказав ей о Пирсовом выплеске, спрашиваю, почему она была в таком странном настроении в палаццо.

— Из-за Эллен?

— Мне слишком сложно.

— Прости.

— Я имею в виду, это действительно красиво, Майкл, но я не могу читать по губам при свечах. Что это было про луну?

— Про луну?

— Ох, не важно. Кстати, лампочка на автоответчике мигает, так что кто-то оставил сообщение. Интересно, оно от Дженни?

— Может быть, из Скьявони.

— Да, действительно.

— В таком случае оно будет по-итальянски. Как нам с этим справиться? — спрашиваю я.

— Если ты его послушаешь после ужина и просто запишешь, как оно звучит, я попробую его разобрать.

Я поднимаюсь зажечь свет.

— Вот... но тебе на самом деле сложно? Я имею в виду — просто быть здесь?

— Я рада, что я здесь с тобой.

— Ну, в смысле, быть далеко от... от Лондона?

— Я скучаю по ним, — говорит Джулия. — Так было бы и в Вене. Но не только это. Сегодня я сняла деньги из банкомата по кредитной карточке и подумала, что в истории операций будет написано: это произошло в Венеции. Я не привыкла о таком думать. Это какие-то ужасные ухищрения.

Она замолкает.

— А Джеймс...

— Догадывается?

— Не то. Он спал с кем-нибудь еще?

Джулия размышляет, как ответить, а может, отвечать ли вообще. Кажется ли ей это грубым? Но я не хотел говорить о верности.