Лишь одна музыка

Это мое любимое дерево, платан — узлы, и бугорки, и сползающая кора. Но что здесь искать? За всю мою жизнь возле вересковых пустошей я ни разу не нашел гнездо жаворонка. И здесь я тоже слышу тявканье, а не стук копыт. Это собачий квартет — маленькая белая собака, большая коричневая, хромой пес с моста Дьявола и чужак, похожий на лису. Они лают, они поют, они нюхают. Она кидает в их гущу туфельку, и они, мелодично крича, разрывают ее в клочки. Им все равно, кто кого встретил и что находится над нашим миром или в наших сердцах. Они полны очарования; в их глазах любовь и лед.

Есть сотни разных типов глухоты. Чем больше я напряжен, тем хуже я слышу. Так что имеет смысл привести себя в порядок.

Сосредоточиться на простых вещах: хлеб, газеты, молоко, овощи, немного еды для микроволновки, книжка для вечернего чтения. Еще раз прочти эти слова: у тебя нет квартета, чтобы играть, у тебя нет нот, чтобы заниматься. Тяни время, пока не надо работать.

Настрой струны, однако. Играй гаммы. Скрипка была с тобой дольше, чем отец, мать, друг или любовь. Все, что осталось, — недели, дни. Играй на ней гаммы, то, что приносит тебе покой. Убери подбородник, снова ощути ее дерево.

Подводи итоги. Катайся на автобусах. Гуляй. Ты одинок, как и большинство. Кто из сидящих вокруг тебя принадлежит к этому братству поневоле? Тот, кто разговаривает? Кто улыбается? Кто молчит, робея в толпе?

Тот контролер? Та школьница, шепчущая «Fou!»? Тот человек, продающий календари прошлых лет с прилавка? Та продавщица с темными, как у Виржини, волосами?

8.15

— Прямо хватают на лету эти футболки. Не успеваю пополнять запасы. — Она улыбается.

— У вас есть большие в таком темно-красноватом тоне?

— Бордовые? Боюсь, только те, что на столе. Утром мы все забрали со склада.

— А... — Что-то в ее выражении удерживает меня.

— Слишком мало больших размеров, — говорит она. — Это неправильно. Мы жаловались начальству.

— Ну да, начальство. И еще компьютер.

— Всегда найдется виновный! — смеется она.

— Извините, я не виноват, это компьютер сломался.

— Извините, у меня перерыв на обед. Это все начальство.

— Ну, если нет бордовых, возьму черную. Извините, это фальшивые пять фунтов. Виноват компьютер.

— Вы не поверите, действительно много фальшивых! — говорит она, внимательно изучая деньги.

Я с недоверием смотрю на блестящий пенс, что она мне дала на сдачу.

— Проверьте на зуб, — предлагает она, хихикая. — Может, он шоколадный.

— Извините, мы не даем шоколадных пенсов по субботам.

— Это все начальство, — говорим мы хором, смеясь.

— Когда начальство отпускает вас сегодня вечером?

— У меня есть молодой человек, — говорит она.

— О... — говорю я. — О... — Веселье покинуло меня.

— Послушайте, — говорит она холодно, — мне кажется, вам лучше уйти.

Я ее не пугаю, это другой страх — страх от того, как хрупко доверие. Какое-то время она не будет так дружелюбна с покупателями.

— Простите, — говорю я. — Простите. Вы очень милы. Просто я думал...

— Пожалуйста, уходите. Пожалуйста.

Она не ищет помощи управляющего, а смотрит на прилавок с футболками — бордовыми, черными, серыми.

8.16

В час тридцать ночи, не находя себе места, я иду к телефонным будкам рядом с помойкой. Даже в это время какие-то люди слоняются туда-сюда по улицам. Я набираю номер.

— Алло? — Приятный мягкий голос с легким ирландским акцентом.

— Здравствуйте, я хотел бы поговорить с Тришей.

— Это ее номер. Как я могу вам помочь?

— Я, ну, я видел, я увидел ваши координаты в телефонной будке, то есть ее координаты, и, возможно, она свободна в ближайшее время, ну, в ближайшие полчаса или около того...

— Да, дорогой, она свободна. Где ты сейчас, сладкий мой?

— На Бейсуотер.

— О, это близко. Давай я тебе расскажу про Тришу. Она англичанка, блондинка с длинными волосами, голубыми глазами, очень красивыми ногами, гладко выбритыми, девяносто-шестьдесят-девяносто.

— Сколько ей лет?

— Ей... двадцать шесть.

— А сколько? Я имею в виду...

— От сорока до семидесяти фунтов, мой дорогой.

— О, и это включая...

— Массаж для начала, потом минет, потом секс, — ласково говорит она.

Я молчу, потом говорю:

— Мне, наверное, нужен ваш адрес?

— Да, мой дорогой. Это Кармартен-Террас, двадцать два, квартира три. Надо позвонить снизу.

— Простите, я... я не знаю, как это работает. Я плачу вперед?

— Как ты хочешь, любовь моя, — говорит она с улыбкой в голосе. — Единственное, на чем я настаиваю, — чтобы мы пользовались презервативом.

— Это вы — Триша?

— Да, я. Жду тебя, мой сладкий. Спасибо за звонок.

8.17

Даже если она не испытывает никаких чувств, она хорошо притворяется. Ей около тридцати пяти, она привлекательна, умела, мила. Все, что я копил в себе месяцами, прорывается наружу. Потом я начинаю рыдать. Она меня не выгоняет, а предлагает чаю.

— Кто-то, о ком ты жалеешь, дорогой, да?

— Я не знаю.

— Можешь ничего не говорить.

Я молчу. Она тоже. Мы довольно спокойно попиваем вместе чай. Звонит телефон, и она мне говорит:

— Ты не хочешь принять душ и одеться, мой дорогой?

— Да. Да. Душ.