Лишь одна музыка

Я мгновенно настраиваюсь; играю строку голоса. Никто нас не прерывает.

— Я думал, ты никогда больше ни с кем не будешь играть, — я говорю ей.

— Теперь иди на сцену, — говорит она, сжимая мне руку.

Я присоединяюсь к остальным в коридоре. Туман в голове на мгновение уступает место ужасу.

— Мои ноты, ноты, у меня нет нот.

— Они уже на пюпитре, — говорит Эллен бесцветным, усталым голосом.

Двери открываются. Спокойно, не торопясь, под приветственные аплодисменты, мы идем к полукругу пяти стульев на сцене.

5.13

Над нами меркнет свет во время квинтета, будто умирают клеточки жизни. В прозрачном потолке наверху серое становится тусклее, темнее. Последний проблеск гаснет вместе с медленным, серьезным трио. Благородное, задумчивое, печальное, оно помогает выносить действительность и весь страх того, что может произойти в ночи без солнца.

Эти руки движутся так, как те двигались по бумаге. Это сердце бьется и останавливается, как билось и останавливалось то. А это мои уши. Неужели он никогда не слышал это сыгранным, ни разу, никогда?

Любимый Шуберт, в твоем городе я брошен на произвол судьбы. Я поглощен прежней любовью; ее ростки, давно посаженные, почти усмиренные, опять набирают мощь. Нет мне надежды. Четыре тысячи ночей назад я отвернулся, и обратный путь зарос деревьями и ежевикой.

Меня гложет безысходная жалость. Я все и везде преувеличиваю.

Я уезжаю из одного города, растерявшего власть и музыку, в другой. Пусть поменяется мое состояние. Или позволь мне жить там, где надежда не только слово. Как я могу хотеть того, чего я никогда не достигну?

5.14

В восемь утра я вижу под дверью факс. Это из Венеции, от подруги Джулии. Она не предлагает нам остановиться у нее, но предоставляет в наше распоряжение маленькую квартиру. Я иду на вокзал и покупаю два билета. Когда возвращаюсь, я стучу в номер Пирса, но его нет. Эллен, однако, на месте. Прежде чем она может что-нибудь сказать про вчера, я говорю ей, что не полечу с ними в Венецию, а поеду на поезде.

Не хочу ни говорить, ни думать про вчерашний вечер. Для публики, для кого бы то ни было с той стороны сцены это был успех; больше чем успех. С моей точки зрения, я выжил: это не то, что случилось десять — уже одиннадцать — лет назад. Но без «Die Liebe», без помощи моих друзей как бы я смог прийти в себя? Во время струнного квинтета, когда я чувствовал шторм второй части, проходящий через меня, я вглядывался в то место в зрительном зале, на котором должна была сидеть она, и то же головокружение почти подвело меня снова.

Что они должны обо мне думать? Что скажет Джулия, когда мы встретимся?

Вчера вечером, когда все должны были собраться за кулисами, я сбежал — сначала в гостиницу, потом, боясь, что меня будут искать, на улицу.

— Ты хочешь побыть один? — спрашивает Эллен в ответ.

— Я просто хочу поехать поездом.

— Но твой билет на самолет уже оплачен. Его нельзя сдать. Поехали вместе. Я сяду с тобой.

— Эти билеты на поезд не из квартетного бюджета.

— Билеты?

— Джулия тоже едет.

— И останавливается с нами в палаццо?

— Нет, на Сант-Элене.

— Но это же... это же на краю света! Разве нет?

— У нее есть подруга, у которой там свободная квартира. И мы будем там.

— Майкл, ты не можешь там жить. Мы должны быть вместе, все четверо. Мы ведь всегда вместе. Да и нельзя нам отказываться от предложенного гостеприимства. Я уверена, Традонико смогут принять еще одного человека.

— Эллен, это не то, чего я хочу.

Эллен краснеет. Она что-то хочет сказать, но останавливается.

Она смотрит на себя в зеркало, и это, кажется, раздражает ее еще больше.

— Тебе было хорошо, пока ты не встретил ее снова, — говорит она, не глядя на меня.

Я недолго размышляю над этим.

— Нет, на самом деле мне не было хорошо.

— Ладно, я, пожалуй, скажу остальным. Они беспокоились, как ты. Мы стучали тебе в дверь, но тебя не было.

Я киваю:

— Спасибо, Эллен. Я не знаю, что со мной. Мне нужно самому с этим разобраться. Не хотелось бы втягивать в это квартет.

Это последнее, наверное бесчувственное, замечание встречено сердитым взглядом.

— И сегодняшний ланч? — говорит Эллен. — И ужин? Или можно уже и не спрашивать?

— Нет. Я занят.

Она вздыхает:

— У тебя ведь есть телефон и координаты палаццо?

— Да. Я свяжусь с вами завтра вечером. И вот адрес и телефон квартиры.

— Улица и номер дома! Это действительно на краю света.

— Да уж, подальше от туристов вроде вас, — говорю я, надеясь шуткой разрядить обстановку.

— Туристов? — говорит Эллен. — Не забывай, что в Венеции мы работаем. Жизнь не кончается после «Музикферайна».

Что бы я про это ни думал, вслух я не возражаю.

5.15