Лишь одна музыка

Я захожу в административное крыло «Музикферайна», чтобы извиниться за вчерашнее и подписать страницу в большой гостевой книге с автографами всех исполнителей, кроме моего. Завидев меня с одним из администраторов, великосветски вежливый секретарь Общества, разодетый в павлиньи цвета, приглашает меня в свой кабинет и предлагает мне сесть. Уверяет, что такого рода вещи случаются «даже с самыми великими»; что он надеется, это не связано с их работой; что концерт прошел с большим успехом; и что «Londoner Klang»78, представителями которого мы являемся, скоро будет так же знаменит, как и венский.

Портрет Монтеверди79 смотрит на нас сверху довольно скептически.

— Вот тебе и Вена, — бормочет он сквозь древние губы. — Понимаешь, я тут застрял со всеми этими обаятельными немецкоговорящими людьми и иногда месяцами не слышу итальянского. Твой Тонони по крайней мере может вернуться. Надеюсь, тебе понравится поездка в Венецию.

Звучит недобро, принимая во внимание, какой катастрофой обернулось его собственное путешествие в Венецию, когда он наконец туда собрался.

— А, это... — говорит синьор Монтеверди, читая мои мысли. — Нет, в мое время это не могло понравиться. Но ты же не путешествуешь со всем, что у тебя есть. И я... ну, в любом случае я был рад уехать из Мантуи, невзирая на сложности.

Секретарь Общества отвлекается на видеомонитор на его столе. Он пожимает мне руку и желает удачи.

— Конечно, Тонони был сильно позже моего времени, — бормочет Монтеверди. — Так откуда он родом? Брешиа? Болонья? Я забыл.

— Болонья, — говорю я.

— Bitte?80 — переспрашивает секретарь Общества, отворачиваясь от экрана.

— Да нет, ничего-ничего. Спасибо большое. Я рад, что вам понравился концерт. И за всю вашу доброту.

Отказываясь встречаться глазами с Монтеверди, я ухожу.

5.16

Быстро перекусываю сосиской, купленной в соседнем ларьке, и меня забирают у отеля Мария, ее муж Маркус и их сын Петер, который не в лучшем настроении. Мы едем на север к Клостернойбургу за Джулией. Миссис Макниколл, к счастью, нет дома. Джулия выходит из дома, одетая в джинсы и с маленькой корзинкой в руках. Без слов я протягиваю ей факс от ее подруги и один из двух билетов. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но не говорит.

— Я прочел его, надеюсь, ты не возражаешь, — говорю я.

— Нет, конечно нет.

— И решил немедленно действовать.

— Я так и поняла. И в результате я должна буду со всеми объясняться.

— Ну, это лучше, чем сомневаться. Отъезд завтра в семь тридцать утра.

— О чем речь? — спрашивает Мария, услышав последние несколько слов.

Она явно расстроена ответом Джулии, но все, что она говорит:

— Это неумно.

Джулия задумчиво молчит. Возможно, она согласна с Марией и жалеет о своем внезапном решении. Потом говорит:

— Мария, если ты и Маркус не возражаете, я переночую у вас и завтра рано утром вызову такси до вокзала. Я должна сказать матери, что останавливаюсь у вас на несколько дней. Но я вам дам мой телефон в Венеции и телефон моей подруги Дженни тоже, на случай чего срочного.

— Какой в этом смысл? В любом случае как я смогу говорить с тобой по телефону? — выпаливает Мария.

— Майкл может взять трубку и мне повторить, что он слышит, а я смогу понять по крайней мере достаточно, чтобы ответить.

— Как хорошо, что я не глухая, — говорит Мария, инстинктивно отворачиваясь, так что Джулия не может прочесть эти жестокие слова.

Сначала я настолько потрясен, что не могу ничего сказать. Потом, уже собравшись что-то ответить Марии, передумываю. Если Джулия не знает, что было сказано, зачем атаковать это замечание и тем самым ставить ее в известность?

— Я взяла пару карточных колод, — говорит Джулия, садясь в машину. — Куда мы едем?

— Как насчет Критцендорфа? — говорит Маркус.

— Куда?

— В Критцендорф, — повторяю я.

— О, хорошо! — говорит Джулия и, достав из корзинки у ног шоколадку, протягивает Петеру.

— Das Weinen hat geholfen81, — говорит Петер несколько неуверенно, частично себе, будто оценивая международную технику переговоров.

— Что ты имеешь в виду, Петер? — спрашиваю я.

— Он плохо себя вел, — говорит Мария. — Мы собирались оставить его на день у его друга, но он требовал, чтобы его взяли с собой, и плакал, и плакал, пока мы не устали и не сдались. Совсем непедагогично. Ты не представляешь, насколько дети бывают утомительны — невозможно, невозможно утомительны. В результате, когда мы будем играть в бридж, придется его развлекать болвану.

Петер, глядя в окно, начинает что-то напевать.

— Он, безусловно, получил полезный урок, — говорит Маркус.

— Полезный для кого? — парирует Мария.

Стоит освежающе-прохладный прекрасный день, и наше настроение вскоре улучшается.

Каштаны и сирень повсюду, и то тут, то там — акация в белых цветах, или липа, или платан, или даже ива. Мы с Джулией держимся за руки. Если бы мы были одни, она бы спросила про вчерашнее, она бы чувствовала себя даже обязанной спросить, так что в каком-то смысле я рад, что мы не одни, особенно зная, что это не последний день с ней, а первый в череде.