Лишь звук пролетевшей пули (СИ)

Ткачев ожидал раздраженного “А надо бы!”, недовольного выговора, что плохо работают, что… Но Ирина Сергеевна, рассеянно кивнув, что услышала, промолчала, устало откидываясь на спинку дивана. Совсем неуместно, мелькнула непрошеная мысль, что у нее наверняка выдался изматывающе-трудный день, что вообще-то она давно уже должна быть дома — может быть, даже с этим своим доктором, а не торчать за полночь в практически пустом отделе… Но по ее виду, по тому, как расслабленно затихла в углу диванчика, прикрыв глаза, как-то не было особенно заметно, чтобы спешила домой, а уж тем более что ее там кто-то ждет. И опять непозволительно-больно ужалило чем-то неправильным, сочувственно-почти-теплым — лишь на миг, но и за этот миг он готов был влепить себе хорошую затрещину.

— Чаю хотите? — спросил Паша, чтобы хоть как-то нарушить повисшую тишину — безмолвие, показавшись вдруг чем-то ужасно интимным, начало откровенно напрягать.

— Не откажусь, — пробормотала Зимина, по-прежнему не открывая глаз. Ткачев с кривой усмешкой подумал, какая будет хохма, если она сейчас заснет прямо здесь — не выталкивать же ее, сонную, из кабинета? А “человек-помело” Карасев, принимая наутро дежурство и обнаружив спящую начальницу, выдаст такие версии прошедшей ночи, что Шерлок Холмс нервно курит в сторонке…

Паша, хмыкнув, включил чайник, вновь покосившись на полковника и доставая кружки. Мимолетно услышав шаги в коридоре, догадался, что это, наверное, вернулся с выезда Костян, и не худо бы стрельнуть у него сахара и печенья… А в следующее мгновение тонкое стекло разлетелось осколками в его руках.

— На пол, Ирин Сергевна! — успел крикнуть он, с грохотом захлопывая дверь прямо перед человеком в маске. Что-то рвануло, затрещало в коридоре, поплыл густой едкий дым — Ткачев, выхватывая пистолет, толкнул начальницу в сторону, закрывая собой и наугад выпуская обойму прямо в повисшую непроглядную дымность. Сдавленный мат и тяжелый, неловкий звук падения подтвердили, что по крайней мере одна из пуль достигла цели.

— Готов, — совершенно спокойно констатировала Зимина, выпрямляясь, пока Ткачев, пытаясь разогнать дым, шарил по полу в поисках гильз. — Документов нет. Как же ты сюда пробрался, урод? — процедила сквозь зубы, разглядывая извлеченную из кармана погибшего гранату.

— Ирин Сергевна, делать что будем?

— А есть варианты? — вздернула бровь начальница. — У нас на хвосте висит въедливый следак, ищущий любой повод, чтобы закрыть всех нас, а тут в пустом отделе валяется насквозь прошитый пулями неизвестный. И пойди докажи, что это он нас грохнуть хотел, а не мы его за просто так пристрелили!

Паша, скривившись, без труда уловил, к чему клонит Зимина. Он прекрасно помнил, какую тряску устроили всему отделу и сотрудникам в частности тогда, год назад, когда псих Лаптев завалил нескольких человек. А что теперь? Двое находящихся в плотной разработке ментов и труп. Картина маслом, муха-цокотуха!..

— И чего, мы его прям вдвоем будем ворочать? — скептически поинтересовался он, выразительно оглядывая невысокую худенькую фигурку начальницы.

— Нет, ну ты, конечно, можешь объявить тревогу с целью избавиться от тела! — раздраженно повела плечом Ирина Сергеевна. Шумно выдохнула сквозь зубы — по резко побелевшему лицу и нервно закушенной губе было ясно видно, что она борется с подступающей дурнотой от запаха дыма и крови. — Ничего. Парень он хлипкий… был. Думаю, справимся. Машину только надо найти…

***

— Шел бы хоть умылся, на маньяка похож, — пробормотала Зимина, раздраженно дергая не поддающуюся пуговицу на кителе. Казалось, что отвратительный, въедливый запах крови насквозь пропитал одежду, остался на коже, — больше всего сейчас хотелось под душ.

— А у вас глаз дергается, — не остался в долгу Паша, стягивая джинсовую куртку, покрытую пятнами крови. Зимина, выругавшись, проследила, как из-под трясущихся пальцев выскальзывает на пол уже вторая оторванная пуговица — руки, еще недавно действовавшие спокойно и четко, вдруг перестали слушаться.

— Да-а, — неопределенно протянул Ткачев, оглядывая не бледную — буквально зеленую начальницу, еще несколько минут назад казавшуюся гребаным монолитом абсолютного, чистейшего спокойствия и невозмутимости. Легко приподнял за плечи — перебитый запахом крови и пороха, ударил чуть слышный пряно-сладковатый знакомый уже аромат.

— Ткачев! — хрипло осадила начальница, едва его пальцы, расправившись с узлом галстука, потянули из петли пуговицу рубашки.

— Вы чего, стесняетесь? — темные глаза сверкнули неприкрытый насмешкой — он явно намекал на ту дурацкую ночь, когда она, будучи не в себе, даже не пыталась его остановить. Да и сейчас, вжимаясь спиной в стену, чувствуя в горле противный ком, а во всем теле такую слабость, что едва держалась на ногах, она возражала больше из упрямства. И Паша, каким-то непостижимым образом понимая это, даже не подумал отреагировать на протест.

— Одежду уничтожить надо, — пробормотала Ира, блаженно погружаясь в теплую, пахнущую лавандой душистую пену — Ткачев, не глядя, опрокинул в воду первый попавшийся пузырек.