Лишь

Он просыпается в автобусе, который куда-то его везет. Но куда? Почему у него в руках столько пакетиков? Почему во рту привкус шампанского? Он прислушивается к речи других пассажиров, нет ли среди них итальянцев; он должен найти свой терминал. Но кругом одни американские бизнесмены, разговаривающие о футболе. В их речи много знакомых слов и незнакомых имен. Он чувствует себя каким-то неамериканистым. Он чувствует себя геем. По меньшей мере пятеро в этом автобусе выше, чем он, и это настоящий рекорд. Его сознание (ленивец, неспешно карабкающийся по дереву необходимости) приходит к заключению, что он все еще в Германии. Через неделю он снова сюда вернется – вести пятинедельный курс в Берлинском автономном университете. Там он и будет, когда состоится свадьба. Когда Фредди выйдет за Томаса где-то в Сономе. Автобус пересекает перрон и выгружает их у терминала, идентичного предыдущему. И снова: паспортный контроль. Да, паспорт все еще в левом кармане пиджака. «Geschäftlich[32]», – отвечает он мускулистому пограничнику (рыжие волосы так коротко острижены, что кажется, будто у него покрашена голова). «Хотя работой это назвать трудно, – добавляет он про себя. – Да и развлечением тоже». Снова досмотр. Снова обувь, ремень – долой. В чем тут логика? Паспорт, таможня, досмотр, снова? Почему нынешняя молодежь непременно должна расписываться? Разве ради этого мы кидались камнями в полицию: ради свадебных церемоний? Покорившись наконец насущной потребности, Лишь заходит в туалет, а там, в зеркале, среди белого кафеля – старый лысеющий Onkel[33] в помятой бесформенной одежде. Но, оказывается, это все же не зеркало, а бизнесмен по ту сторону раковины. Сценка в духе братьев Маркс[34]. Лишь моет лицо – свое, а не бизнесмена, – находит выход на посадку и загружается в самолет. «Паспорт, кошелек, телефон». Со вздохом плюхается в кресло у окна и, лишая себя второго завтрака, мгновенно проваливается в сон.

Артур Лишь просыпается с чувством спокойного торжества. «Stiamo iniziando la discesa verso Torino. Мы начинаем посадку в Турине». Его попутчик отсел на соседний ряд. Лишь снимает маску для сна и улыбается Альпам, с высоты похожим скорее на кратеры, чем на горы, а через минуту его взгляду предстает и сам Турин. Они чинно приземляются, одна женщина с галерки аплодирует – и он вспоминает посадку в Мехико. Однажды в юности он даже курил в самолете. Он проверяет подлокотник и обнаруживает в нем пепельницу. Бояться или умиляться? Звоночек, и пассажиры встают. «Паспорт, кошелек, телефон». Он мужественно пережил кризис; мысли его прояснились, ватное оцепенение прошло. Его чемодан первым показывается на багажной карусели: пес, нетерпеливо дожидающийся хозяина. Никакого паспортного контроля. Просто выход, а дальше, о чудо, юноша со старческими усами и табличкой с надписью «С. ПИШЬ». Лишь вскидывает руку, и юноша берет его чемодан. Уже внутри гладкого черного авто выясняется, что шофер не говорит по-английски. «Fantastico», – думает Лишь, снова закрывая глаза.

Он уже бывал в Италии? Да, дважды. В первый раз с родителями, когда ему было двенадцать: они отправились в Рим, а оттуда, подобно шарикам в автомате пачинко[35], выстрелили в Лондон и потом рикошетили туда-сюда по Европе, пока снова не угодили в лунку Италии. Все, чем ему (утомленному школьнику) запомнился Рим, – это каменные здания в разводах, словно со дна океана, безумие на дорогах, как отец тащит старомодные чемоданы (включая загадочный сундучок с маминой косметикой) по булыжной мостовой и ночное клац-клац-клац желтых жалюзи, флиртующих с римским ветром. В последние свои годы мать часто пыталась вытянуть из Лишь (сидящего у кровати) и другие воспоминания: «А помнишь хозяйку квартиры, у которой вечно спадал парик? А помнишь того симпатичного официанта, который предлагал отвезти нас к своей матери на лазанью? А помнишь, как в Ватикане тебе хотели продать взрослый билет, потому что ты был такой высокий?» Лежит в постели, на голове платок с белыми ракушками. «Да», – неизменно отвечал он, как отвечал каждый раз своему агенту, делая вид, что читал книги, о которых даже не слышал. Парик! Лазанья! Ватикан!