Лишь

Остальные финалисты прибудут только на следующий вечер; почти на целые сутки Лишь предоставлен сам себе. Как любопытный ребенок, он идет сначала в бассейн, потом в сауну, потом в купель, потом в парилку, потом снова в купель, и так до горячечной красноты. Не в силах расшифровать меню в ресторане (блестящей теплице, где он трижды трапезничает в одиночестве), каждый раз он заказывает одно и то же блюдо из какого-то романа: татарский бифштекс из местной фассоны[38]. Каждый раз он заказывает одно и то же вино: «Неббиоло» из хозяйского погреба. И пьет его в залитом солнцем стеклянном зале, как последний человек на Земле с пожизненным запасом спиртного.

На его личной веранде стоит амфора с чем-то вроде петуний, которую день и ночь атакуют пчелы. Подойдя поближе, он смотрит, как они тычутся длинными хоботками в фиолетовые цветы. Не пчелы, нет: бабочки-бражники, похожие на колибри. Это открытие приводит его в неописуемый восторг. Ничто не мешает ему наслаждаться жизнью, за исключением разве что горстки подростков, собравшейся на следующий день у бассейна поглазеть, как он наматывает круги. Он ретируется в свой скандинавский номер с отделкой из светлого дерева и стальным настенным камином. «В поленнице есть дрова, – говорит барышня с морскими коньками. – Вы умеете делать огонь, да?» Лишь кивает; в детстве он ходил с отцом в походы. Складывает из поленьев маленький бойскаутский вигвам, набивает его скомканными листами «Коррьере делла сера» и поджигает. Пора доставать эспандеры.

Уже который год Лишь путешествует с комплектом ленточных эспандеров, или, как он их про себя называет, «портативным тренажерным залом». Ленты цветные, со съемными насадками, и, укладывая их рулетиками в чемодан, он каждый раз представляет, каким подтянутым и натренированным вернется домой. Амбициозный режим начинается с первого же вечера, десятки различных техник из пособия (давно утерянного в Лос-Анджелесе, но частично осевшего в памяти) пускаются в ход, и, намотав ленты на ножки кроватей, колонны или стропила, Лишь исполняет кульбиты, которые в пособии именовались «Герой», «Трофей» или «Дровосек». К концу тренировки, мокрый от пота, он чувствует, что отвоевал у старости еще один денек. Никогда прежде шестой десяток не был так далеко. На следующий день он дает мышцам отдохнуть. На третий вспоминает про эспандеры и нехотя принимается за работу, но что-то вечно идет не так: то ему мешает соседский телевизор, то мертвенный свет в ванной вгоняет его в тоску, то отвлекает мысль о неоконченной статье. Он обещает себе, что через два дня исправится. Наградой ему: кукольная бутылочка виски из мини-бара. После этого эспандеры заброшены, покинуты на туалетном столике: поверженный дракон.

Спорт не его конек. Его единственный спортивный триумф случился, когда ему было двенадцать. В маленьких городках Делавэра весну никак нельзя назвать порой первых цветов и первой любви; скорее это неприглядный развод с зимой ради аппетитной красотки-лета. Августовская парилка традиционно начинается в мае, от малейшего дуновения ветра вишни и сливы, как на параде, осыпают прохожих серпантином лепестков, в воздухе кружит пыльца. Учительницы слышат, как мальчишки посмеиваются над влажным блеском их декольте; юные роллеры вязнут в расплавившемся асфальте. Той весной вернулись цикады; когда они погребли себя под землей[39], Артура Лишь еще не было на свете. И вот они вырвались наружу; облепив все окрестные машины и телефонные столбы своими старыми – хрупкими, янтарными, почти египетскими – покровами, десятки тысяч мирных монстров пьяно реяли в воздухе, врезаясь людям в головы. Девчонки носили их панцири вместо сережек. Мальчишки (потомки Тома Сойера) сажали их в бумажные пакеты и выпускали посреди урока. Ночами под окнами собирались целые оркестры цикад, и их жужжание пронизывало всю округу. Жара, цикады, а занятия закончатся только в июне. Если он когда-нибудь наступит.