Лишённые родины

Эта аллея ведет к хижине Пустынника — точь-в-точь такой, как в саду при замке Монбельяра, где будущая российская императрица провела детство. Вот почему ему так душно в Павловске: здесь всё — так, как хочет она. Нет, он задержится здесь на неделю, самое большее, на две — и в Гатчину.

Граф Вельгурский? Хорош пустынник… Но говорит красиво, в этом ему не откажешь. Хорошо, государь соизволит посетить его скромное жилище. Опять музыка… За хижиной. «Как хорошо среди своей семьи!» Дочери и невестки поют хор из «Люцилии». Что ж, очень трогательно.

Он улыбается — слегка, с достоинством, немного загадочно. Лицо его по-прежнему непроницаемо. Она чувствует, что он изменился, но не может понять, в чем же перемена. Что произошло за этот месяц? Разумеется, ей этого не понять. Он познал любовь.

Любовь настоящую, искреннюю, непритворную. Всё его путешествие по Казанской губернии было пропитано ею. В Козьмодемьянске жители выпрягли лошадей из его экипажа и внесли его в гору на руках, причем женщины своими руками счищали с кареты дорожную грязь. В Чебоксарах местные купцы поднесли ему хлеб-соль на вызолоченном серебряном блюде и закатили пир на собранные ими деньги. В деревне Аккозино он ночевал в простой крестьянской избе черемисов и совершенно не опасался за свою жизнь. Смотр в Казани тоже прошел успешно: полки, хотя еще и не выученные на новый манер, выполнили разворот в линию и все перестроения без малейшей запинки — им хотелось доставить ему удовольствие. Да, именно — доставить ему удовольствие…

Ужин подали в саду; оркестр, скрытый за кустами, продолжал играть. Два брата жены тоже здесь — ах, вот оно что. Наверное, им что-то нужно. Что ж, он выслушает их. Искательство — удел слабых; сильные должны быть великодушны. А он силен: слабых жалеют, могущественных боятся, и только сильных любят.

Провинциальные дамы любят в нем своего государя, помазанника Божия, почти небожителя. Но Анна — нет, она любит в нем человека, мужчину! Он вовсе не льстит себе; разве его нельзя полюбить? Жена тоже это почувствовала. Ее тайное письмо к Лопухиным с советом оставаться в Москве — тому доказательство. Возмутительный поступок! Он ничем не намекнет ей на то, что письмо перехватили. Пусть думает, что ее combine[23] удалась. Но оперными ариями его не околдовать. «Анна» означает «благодать»… Осенью Лопухины приедут в Петербург, а Мария Федоровна пусть отправляется… в Холмогоры! Он как раз восстановил там упраздненный женский монастырь. И сладкоголосого «пустынника», поющего с ее голоса, он тоже удалит от двора. Пусть едет в Вильну, там ему самое место.

Ах, как долго еще ждать осени! Сейчас только середина июня.

После ужина, когда все направлялись к дворцу, со стороны казарм послышался хриплый звук трубы — тревога! Гости удивленно переглянулись: в чем дело? Но сигнал тотчас подхватили барабаны.

— Наверное, там пожар, — сказал Павел и скорым шагом пошел по аллее — решительный, невозмутимый, великий.

Александр, Константин, Кутайсов и Ростопчин поспешили за ним; растерянные дамы добивались пояснений от не менее растерянных кавалеров. Справа послышался топот множества ног; по главной аллее бежала рота солдат во главе с офицером. Увидев придворных, они остановились.

— Где? Куда? — выкрикнул офицер, потом махнул рукой и побежал в ту сторону, куда ушел император.

— Это бунт! — взвизгнула императрица. — Спасайте государя!

Ближе всего к ней оказался Феликс Потоцкий; развернув его вслед за солдатами, Мария Федоровна толкала его впереди себя, побуждая бежать на помощь и не переставая кричать. Перепуганный толстяк Потоцкий, не понимавший по-русски, представлял собой весьма комическое зрелище, но только всем было не до смеха: великие княжны побледнели и встревоженно озирались; Елизавета с Анной обнялись. Каждый думал о своем и не знал, что ему делать. Идти во дворец? Или бежать к воротам? А вдруг ворота уже заперты?..

Становилось холодно, женщин пробирала дрожь. К счастью, прибежал запыхавшийся Александр и объявил, что тревога ложная. Мария Федоровна истерично рыдала у него на груди, а он, отдышавшись, рассказал, что случилось: гвардейский трубач вздумал упражняться в пустой комнате, чувствуя недостатки своего мастерства; барабанщики решили, что взаправду тревога, и подхватили сигнал; офицер вывел свою роту строиться… Но теперь всё разъяснилось.

— И виновный будет наказан! — торжествующе сообщил подоспевший Константин.

***

В Гатчине прожили только полтора месяца: душа государя рвалась в Петербург.

— Вообразите, до чего доходит моя страсть: я не могу смотреть на маленького горбуна Лопухина, не испытывая сердцебиения, потому что он носит ту же фамилию, что и она.