Лишние дети

Да, я стала очень пунктуальной девочкой. Знала, что за пять минут может произойти очень многое. Например, Зинаиде Петровне хватило этих минут, чтобы выкрутить мне ухо, уволочь в угол, поиздеваться, а потом как ни в чем не бывало разговаривать с моей мамой, которая пришла меня забирать. Буквально за минуту до этого Зинаида Петровна разрешила мне выйти из угла. Я села на пол там, где стояла. Так что мама застала привычную картину – ее «трудная» дочь сидит в углу и смотрит в одну точку. Мама благодарила воспитательницу за то, что та за мной приглядела. Что я за эти пять минут повзрослела лет на пять, никто не заметил. Как никто не заметил, что я тоже умею определять время.

Итоги лукового конкурса не давали мне покоя. Ободранные луковицы так и стояли на подоконнике. Каждый день, приходя в группу, я подходила к подоконнику, но уже не хотела менять воду в стаканах, поэтому они стояли с коричневой водой. Луковицы пустили страшные корни. Пахло от них ужасно – чем-то горьким, злым, отвратительным, жалким. Неожиданно я поняла, что Зинаида Петровна тоже пахнет для меня такой вот зацветшей и протухшей луковицей. У которой остались еще зеленые ростки, но она уже умерла. Большего ждать не придется. Или я сама была луковицей с подоконника. Слабые ростки, которые проклевывались вопреки всему, оказались оборванными. И все. Конец. Я чувствовала себя гнилой изнутри. Так ведь тоже бывает – разрезаешь нормальную с виду луковицу, а она внутри прогнившая. Тетя Света всегда ругалась, когда ей попадались такие. Если обрезанную от гнили половину бросишь в суп, все, считай, бульон можно выливать в унитаз.

Вряд ли от меня стоило ждать особых свершений, чистых мыслей или детского поведения. Да, я чувствовала себя луковицей, которая зачем-то пустила длинные корни, и они не предполагали дальнейшего развития и жизни. Похоже, все мы, дети и взрослые, оказались такими бракованными луковицами.

Однажды утром я заметила, что все изменилось – подоконник сиял белизной и чистотой. Ни стаканов, ни подписей с именами. В группе стало даже светлее. И запах исчез.

– А где лук? Конкурса не будет? – спросила я.

– Какого конкурса? – Зинаида Петровна сделала вид, что удивлена.

– Лукового. У кого больше стебли вырастут. Если что, я знаю, у кого сколько выросло, – настаивала я.

– Не было никакого конкурса. А ты невоспитанная девочка, которая дерзит взрослым. – У Зинаиды Петровны тряслись руки, чего я раньше за ней не замечала.

Я рассматривала собственные сандалии.

– Вы злая. Даже хуже Елены Ивановны. И вам нравится делать больно. Когда расчесываете, вы специально больно пробор делаете. Вы мне чуть ухо не оторвали. Вам нельзя работать воспитательницей. Вы ненавидите детей, – вдруг произнесла я и тут же пожалела, что вообще рот открыла. Да и не собиралась я высказываться, за меня словно кто-то другой говорил.

Зинаида Петровна схватила меня за руку и потащила к заведующей.

– Будешь сидеть здесь, пока тебя мама не заберет. Поняла? А она придет не скоро. Так что сиди и думай над своим поведением!

Воспитательница рывком бросила меня на диван, стоявший в приемной заведующей. Я прекрасно знала, что надо делать в таких случаях – плакать и просить прощения. Изображать раскаяние. Я попросила прощения, поплакала и сказала «больше не буду», но Зинаида Петровна объявила, что уж это наказание, самое ужасное из всех – отправить на воспитательную беседу к заведующей, – должно меня изменить. Возможно, я даже стану нормальной.

Я плакала уже искренне. Не потому, что боялась заведующей, хотя знала: если к ней отводили, то ребенок потом исчезал из детского сада. И нам не говорили, куда пропал несчастный и за что именно его наказали. Светка с Ленкой шептались, что все непослушные дети исчезают в кабинете заведующей в специальном шкафу. И больше их никто никогда не видит. Даже на пятидневке.

– Пожалуйста, не надо! Я больше не буду! Не буду так говорить! Только не надо к заведующей!

– Вот, давно стоило тебя сюда привести, – радовалась Зинаида Петровна, которая, видимо, не знала про шкаф и про то, что путь в кабинет к заведующей для ребенка становится дорогой в один конец. Тем более для таких детей, как я, чья мать не дружит с заведующей, не имеет мужа – большого начальника и лишена доступа к столу заказов.