Лишние дни

Он извлекает из огромного дерматинового баула заветную консервную банку. Банка возлагается на пол, как на самую надёжную опору. Я беру нож и первым же ударом, сдуру, протыкаю жестянку насквозь. Виновато матерюсь и скоренько произвожу кесарево сечение, чтобы в собственном соку и кетчупе явить на свет пару десятков близнецов. Сейчас мы этих младенчиков и заточим. Умильно плямкая, удовлетворённо отрыгивая.

Моё пророчество сбывается точь-в-точь. Мы сидим, облизывая губы, смотрим друг на друга и…

— Хорошо, но мало, — похоже, Дима повадился читать мои мысли.

— Н-да, — я пристально разглядываю Димку, и во мне просыпается надежда.

— А у меня ещё паштет есть. Гусиный.

Замечая мой неподдельный восторг и непроизвольное, как эрекция, обожание, он ухмыляется ямочками на щеках:

— Я не волшебник, я только учусь.

Я киваю, а глаза сами по себе прочёсывают палату в поисках случайно не замеченного холодильника. Или, на худой конец, скатерти-самобранки.

Ничего. Даже носовые платки-универсалы отсутствуют.

Ну, вы же знаете, посредством обычного носового платка можно производить невероятное число повседневных операций, как-то: высмаркиваться, выковыривать из глаза соринку, стирать пыль с кроссовок и мебели, обезжиривать губы после еды, обезвоживать руки после умывания… — причём все операции рекомендуется выполнять последовательно одним и тем же носовым платком…

На полу уже установлена ба-а-альшая ба-а-анка паштета.

Сидим, хаваем. Слой паштета в три толщины кусочка хлеба. Я доволен.

Стук в двери прерывает пиршество на самом интересном месте: сытость уже наступила, а жадность ещё не прошла.

Господи, спасибо тебе за то, что ты выделил нам от своих щедрот единственную палату на этаже, которая закрывается изнутри на замок. Спасибо. Хоть тебя и нет…

Рефлекторно ныкаю под кровать недоеденную наполовину банку. Открываю дверь.

Кабан и Слон. Улыб-чи-вы-е. При настроении, в общем. А если у них настроение хорошее, значит что? Правильно: значит, жрать не хотят!

— Шо вы тут?.. — Слон смотрит на жующего Димку, на мой бутерброд (паштет с хлебом), и улыбка теряется где-то в щелях между зубами.

— Хаваем, — честно отвечает Димка.

— Проститутки политические! Без нас?! — Кабан ещё лыбится, но уже как-то нецелеустремлённо.

— Без вас, — сочувственно развожу руками и вгрызаюсь в паштет.

— А ещё осталось? — у Слона есть дурацкая привычка задавать плохие вопросы. Некрасивые. А на некрасивые вопросы — как аукнется, так и откликнется! — предполагаются некрасивые ответы:

— Не-а, последнее… Вот и банка валяется, — показываю на пустую ёмкость из-под кильки. Подчёркиваю: из-под кильки.

— А-а-а…

Димка как-то сразу давится паштетом: мелко трясётся и похрюкивает.

Подхожу к нему, прикрывая от заинтересованных глаз, и легонько похлопываю кулаком по спине:

— Подавился, маленький? Ну, ничего, сейчас пройдёт.

Димкин взгляд падает на пустую жестянку — приступ усиливается: похрюкивания переходят в повизгивания, сопровождаемые покашливанием и расплёвыванием непрожёванных кусочков.

Кабан поднимает банку, внимательно осматривает:

— Вот суки! В натуре, всё заточили! А мы… А мы… Идём, Слон!

И оба, гордо задрав пятачок и хобот соответственно, покидают палату.

Димка приходит в себя. Не сразу, конечно, но довольно скоро. Минут через сорок. И мы опять вталкиваем в желудки паштет. Хлеб заканчивается — и ладно, можно без хлеба: подрезаем вязкие пласты ножами и поглощаем. Поглощаем самозабвенно. Под конец — через силу…

Переполненные, падаем на кровати. Я неспешно достаю сигаретку.

— А если? — заботливый Димка намекает на внезапное появление учителей.

— А мммать!! — первая затяжка резонирует с волной блаженства, обтекающей тело. — Спасибо!

— Не за шо. Кушай, не обляпайся.

Одобрительно хмыкаю и отдаюсь сонной сытости…

Просыпаюсь от шума. Димка тоже разбужен, судя по заспанному едалу. Вернулись Кабан и Слон. Улыб-чи-вы-е. При настроении, в общем.

Кабан — монумент самому себе — в центре палаты. Он победно презирает нас, покачивая гипертрофированной головой:

— А мы… А мы… Скажи, Слон, мы у девок чай пили!

Проникновенная Хрюшина самовыдроченность впечатляет даже меня, к подобным оборотам привыкшего. Димке же просто необходимы крепенькие санитары, ибо истерика, приключившаяся с ним, достойна занесения отдельным пунктом в медицинскую энциклопедию.

* * *

Вот уж кого не ждали, но — как говорится, медицина здесь бессильна. Нет, ну, была вероятность, конечно, но уж очень невнятная. Всё-таки явились: Вадик, Булкин и третий. Третьего в первый раз вижу. Дружбан он их, или кто — без разницы. Важно, что всего одну бутылку водки привезли, а на мой вполне законный вопрос:

— А почему так мало?

...обиженно вскинулись:

— А сколько?! Хватит!

Что поделаешь, не наши ребята: водки — болт, сигарет — полпачки, хавки ещё меньше, и въехали на готовую жилплощадь. Иждивенцы!

Мы-то шалаши поставили. В количестве двух штук.

Поначалу собирались соорудить один, но большой. Однако конфликт получился, мнения разделились: раз вы больно умные — делайте сами.

Юрик и я (больно умные) себе сооружаем, а Кабан, Костик и Слон — себе.